Хочу тебя испортить
Шрифт:
— Пить что-нибудь будешь? — спрашивает он, а у меня озноб по коже бежит.
Потому что Бойко выглядит и звучит злым. Неужели мое присутствие его настолько бесит?
— Нет, я не пью.
— Еще бы я сомневался, — ерничает он. — Может, надумаешь попробовать?
— Нет, — отказываюсь уже не так решительно.
— Ложись тогда, — бросает почти в дверях. — Я на кухне буду.
— Я с тобой, — выпаливаю немного с опозданием. Он, видимо, не слышит. Идет дальше, пока не догоняю и не хватаю за руку. — Я с тобой.
— Лучше
Несколько секунд оторопело пялюсь ему в спину. Такая реакция вдруг сильно обижает меня. Настолько, что глаза заволакивают слезы.
Я, дурочка, решила, что наши отношения налаживаются. Конечно же, Бойко быстро вернул меня с неба на землю.
Заставляю себя вернуться в комнату и забираюсь в кровать. Рубашка то и дело задирается, оголяя бедра. Но я плотно укутываюсь в одеяло и, вроде как, убедившись в безопасности, погружаюсь в тревожный сон.
А ночью неожиданно просыпаюсь… Просыпаюсь, потому что чувствую, что меня кто-то обнимает.
— Кир… — сонно шепчу, сама не зная, что собираюсь сказать.
— Спи, Ракушка, — выдыхает он мне в шею и притискивает еще крепче к себе.
По спине бегут мурашки, и я вздрагиваю. Мысленно произвожу проверку своих ощущений. Я по-прежнему завернута в одеяло. Оно защищает меня со всех сторон. Но, тем не менее, прикосновения Кира, его близость… Да даже дыхание — знакомое, но с примесью алкоголя… Все это будоражит меня, как самый сильный раздражитель.
Шумно втягиваю воздух, понимая, что он не станет трогать одеяло. Просто прижимается ко мне со спины и обвивает рукой под грудью. Ничего криминального.
— Не называй меня так…
— Ты же говорила, что тебя не задевает.
— Это было тогда…
— А сейчас что? — тихо и как-то настороженно спрашивает Кирилл.
— А сейчас… задевает…
Шею обжигает очередной тяжелый выдох. А после… Он касается там губами. Я дергаюсь, не справляясь с ощущениями, которые призывают меня извиваться и вертеться. Только Кир не позволяет, сжимает еще сильнее и будто фиксирует.
— Спи, Варя…
После этого, рядом с ним, очень нескоро мне это удается.
30
Ты по-прежнему никто.
— Кирилл! — не унимается Любомирова. В третий раз зовет. Назойливая липучка, мать ее… — Я знаю, что ты меня слышишь!
Приходится остановиться и обернуться. Приходится — громкое слово, безусловно. На кого-то другого я бы успешно забил болт и в десятый раз. Но с этой занозой надолго выдержки не хватает. Долбаное желание увидеть ее подрывает нутро и лишает самообладания.
— Чего тебе? — выдыхаю агрессивнее, чем должен.
Когда
— Что с тобой? У тебя что-то случилось? — хватает у Вари ума прицепиться ко мне с вопросами.
— А по моему лицу, блядь, непонятно, что со мной? Чего ты лезешь ко мне? Я, мать твою, опасен, понятно?
— Хм… Нет, непонятно, — принимает тот доставучий вид, который я особенно сильно «люблю». — Так, что у тебя? Буйная стадия бешенства? Или острая кишечная инфекция?
— Юмористка, я не могу, — зачем-то и вправду улыбаюсь.
И она… Вот на хрена она мне улыбается?
Нельзя так.
— Я тебя дома поймать не могу, — заявляет Варя, но я все еще слабо въезжаю в ее слова.
— И зачем я тебе нужен?
— Ты не заметил… — на ее лице отражается беспокойство, и я напрягаюсь. — Мама с Ренатом Ильдаровичем в ссоре, что ли… Они совсем не разговаривают. Точнее, он с ней пытается, но мама… Она будто сильно обижена на него. Уже два дня. С тех пор как мы вернулись…
— И при чем здесь я?
О причинах, конечно же, догадываюсь, но пересказывать тот скандал желания не имею.
— Так ты тоже заметил? Я не накручиваю?
Не знаю, что ответить. Тяжело выдыхаю и перевожу взгляд выше ее головы.
— Нет, не заметил, — бросаю резко.
Я не обязан предупреждать, что мой отец опасен. У этой клуши, которая мачеха, своя голова на плечах. Пусть думает, услышала и увидела достаточно. А мне похрен.
— И еще… Зачем ты нападаешь на Виталика? — ошарашивает новым вопросом.
— Какого, мать твою, Виталика? Виталик у нас кто?
— Студент. Парень из моей группы. Ты его утром чуть с лестницы не столкнул!
— Чуть не столкнул? — раздраженно смеюсь. — Запомни уже, у меня не бывает никаких «чуть». Если бы собирался столкнуть, то столкнул бы. И какого хрена он тебе на меня стучит? Ты мне мамочка, что ли?
— Он не стучал! Мне другие рассказали… В общем, все это неважно. Перестань его донимать!
— Это ты меня перестань донимать, — наклоняясь, упираюсь лбом ей в переносицу. — Раскомандовалась, будто имеешь какое-то право мне указывать. Ты по-прежнему никто, — выдыхаю резко и замолкаю.
Какие-то эмоции на лице Вари заставляют мое долбаное сердце сжаться.
— Не делай так, — тихо выдыхает она.
— Как?
Любомирова судорожно тянет воздух и качает головой.
— Ты делаешь вид, что ничего не изменилось.
— А ничего и не изменилось, — снова зев перекрывает и не дает дышать, но я упорно продавливаю свое сволочное эго. — Только из-за Чары с тобой и разговариваю. Кстати, тебе не пора его найти?
Она… огорчается. Толкает меня в грудь и, наконец, сама уходит.