Хочу тебя любить
Шрифт:
Стиснул ее непроизвольно. Не получилось иначе перераспределить все чувства. Сцепляя зубы, крепко прижался лицом к волосам. Сказать так ничего и не смог. Не вытягивал. Потом уже, гораздо позже, были еще слова. Говорил, говорил, говорил – лилось, словно в бреду, но искренне. И целовал, целовал, целовал… Пока голова кругом не пошла.
Выносили свою Веру, считай, вдвоем. Не преувеличиваю, старался, как мог. И во все процессы, даже самые интимные, вникал. Варя не раз брыкалась, что перегибаю. Но мне так нужно было. Объяснял ей это, терпеливо доносил. Она смущаться не переставала,
Так получилось, что Нюту после рождения выложили на грудь Варе. Вера досталась мне. Мы не договаривались заранее. И уж, конечно, никогда детей не делили. Проводили кесарево сечение, и под конец операции медперсонал предложил. Варя закусила губы и кивнула. Я не отказался. Казалось бы, что такого? Круто, безусловно, понимал. Но чувствовать… Чувствовать – совсем другое. Вот тогда меня накрыло новой мощной волной неизведанных эмоций.
У каждого человека есть внутри ларец. В нем хранятся самые яркие, самые сильные и самые значимые события жизни. Многое забывается, но этот скарб – это то, что умышленно и крайне бережно несешь всю жизнь. Как бы трудно ни было, насколько бы мозг не переполнялся, будешь тащить.
Я и тащил. Все, что связано с Варей. С детьми. С моей семьей.
– Сегодня выходной с семьей, – оповещаю сразу после завтрака.
– Ура! – вопит Нюта.
Уже знает, что это значит. Вера впитывает и повторяет ее эмоции. Варя же удивляется. Обычно такие моменты мы согласовываем заранее.
– Надо же… Ничего ведь не предвещало, – тянет киса довольно.
– Порыв, – признаюсь я и поднимаюсь. – Соскучился, – наклоняясь, оставляю на ее губах быстрый поцелуй. – Основной проект закончил. Остальное терпит.
– Ну, я только рада.
– Тогда, мы с малыхами плавно перемещаемся на задний двор, а ты подтягивайся, как переоденешься, – раскидываю действия, медленно скользя по телу жены взглядом. – Зачем этот сарафан надевала?
– Потому что купальник кто-то испачкал, – цедит без злобы.
Типа тайно передает информацию. Я смеюсь, потому как не стыдно. Конечно, не стыдно. Кровь кипит, когда вспоминаю.
– Давай, давай, Центурион… Обещаю, тот, который ты сейчас наденешь, я тоже позже испачкаю.
– Кир!
– Что?
– Дети!
– А что дети? – прикидываюсь, что не понимаю. – Дети, – обращаюсь к малыхам. – Вы как?
– Хорошо! – отвечает Нюта за двоих.
Вера стучит ладонями по столу и на позитиве гулит.
– С детьми все в порядке, – с ухмылкой обращаюсь к Варе.
– Не выводи меня на эмоции, Бойка.
– Последний раз, что ли?
– Ты хотел сказать, не в первый раз?
– Нет, киса, я сказал именно то, что хотел. Не в последний раз. Наслаждайся.
Она лишь цокает языком и, не сдержавшись, улыбается. Я развожу руками, мол, знала, за кого шла. Родная понимает и кивает. Знала, безусловно. Она меня
Когда мы говорим «выходной с семьей», подразумевается полный отрыв по-бойковски. Горка, бассейн, огромные мыльные пузыри. Вот так! Наши дети хохочут. В каждом уголке души эти звуки откликаются. И мы с ними дурачимся и сходим с ума.
День за днем. Вместе. Все мои родные. Моя семья.
Я спокоен. Счастлив. Уверен. И силен, как никогда.
Я ведь знаю, куда мы движемся. И да, что бы ни приключилось, как бы сложно ни было, не тороплюсь пройти этот путь. Наслаждаюсь процессом и Варе напоминаю.
– Родная, – зову ее, отряхиваясь от воды. Нюта и Вера на кислотно-лимонном матрасе рядом – то и дело ногами брызги поднимают. – Киса, прыгай к нам!
– Я не хочу голову мочить.
– Шутишь? – не скрываю удивления. – Центурион, ты ли это? Давай, быстро! Я жду! Сейчас же!
– Ну, Бойка… – шипит киса, сверкая глазищами. – Держись! – выкрикивает, как боевой клич, прежде чем разбежаться и сигануть в бассейн.
Окатывает нас водой, конечно же. Девчонки визжать и хохочут. Я, отплевываясь, тоже ржу и вылавливаю Варю из воды прежде, чем она сама найдется.
– Держу, – выдаю, глядя глаза в глаза.
Целую. Напористо, долго и смачно.
– Папа любит маму, – звонко комментирует Нюта.
Мы отрываемся, смотрим друг на друга и тут же смеемся. Хотя взгляды силу напряжения меняют, выдают трескучий ток.
– Люблю, конечно. Люблю, – сиплю я, чувствуя, как грудь распирает то самое, хорошо знакомое перманентное ощущение счастья.
– И я тебя люблю, мой мистер Бойка!
– А нас? – спрашивает Нюта, будто не знает.
Всем нужно слышать, это я уяснил давно и плотно.
– И вас, солнце, – выдыхает с Варей в унисон. – Очень любим.
Вера бьет в ладоши и производит килобайты различных звуков. А Нютик хитро прищуривается.
– Выше неба, родители?
– Пф-ф… – фыркаю. – Еще дальше!
– До Неп… – как обычно, забывает название самой дальней планеты Солнечной системы.
– До Нептуна, доча.
– До него! – выдает Варя, как лозунг.
– Я счастливая, – сообщает Нюта.
И я вижу, как это обыкновенное заявление трогает мою кису до слез. Не отпуская меня, повисает одной рукой на шее, а второй подтягивает матрас с девочками. Они тут же соскакивают к нам. Только и успеваем ловить этих цыплят. Прижимая к себе, вчетвером замыкаем круг и, наконец, снова смеемся.
Потому как, да. Вместе счастливы. Абсолютно.
_________
Я ставлю точку. И мысленно возвращаюсь к самому началу этой удивительной для меня истории – не просто любви, а целой жизни. Обожаю этот момент! И именно в этот момент я счастливо вздыхаю. Как наши ребята трансформировали! Какой большой и сложный путь прошли! Какие чувства развили! Конечно же, будет Бойка – седой-седой – нянчить еще и правнуков. Он это заслужил. Большую, крепкую, счастливую семью создал. Сам слепил и будет беречь всю свою жизнь. Потому что он не только муж, он – батя. И этим все сказано.