Хочу тебя любить
Шрифт:
– Он, безусловно, мудак. Но перед другими тебя всегда защищал. И в тот момент переживал… Очень сильно переживал, пока ты находилась в операционной.
– Нет, я не об этом! – поспешно останавливаю Артема. – Я… Понимаешь… Накануне между мной и Бойко была близость, – выпаливаю и дико краснею. Никому в этом не признавалась. Даже девочкам. А сейчас… Больше не могу держать в себе. – В тот вечер он вел себя очень странно, но мне казалось, что все по-настоящему…
Чарушин как-то нервно тянет носом воздух и прищуривается.
– Вы переспали?
Я краснею
– Не совсем… Почти… Формально нет… Мы… У нас было почти все, но не все… – мямлю я, задыхаясь.
Ну, не могу же я ему рассказать, что именно делал со мной Кирилл. Я бы и самой себе это не озвучила! Сейчас вспоминаю, и внутри все сворачивает дрожью. После Бойко девственницей меня можно считать сугубо с медицинской точки зрения.
– Я понял, – спокойно кивает Артем, будто и правда все, что надо, представил.
И я смущаюсь еще сильнее.
– А потом там, на набережной, Кирилл сказал, что уже тогда знал про обман, – выпаливаю, чтобы быстрее переключиться на более комфортную тему. – Да ты и сам все слышал. Получается, Бойко играл со мной! Специально привез в ту квартиру. Намеренно причинил боль. Я его презираю! Видеть не хочу! Не то что проводить столько времени вместе! – заканчиваю на повышенных тонах.
Пульс одуряюще стучит в висках и создает в голове оглушающий гул. Приходится несколько раз медленно вдохнуть и так же медленно выдохнуть, чтобы как-то нормализовать легочную вентиляцию и выровнять остальные показатели.
– Я поговорю с ним, – повторяет Чарушин и заводит двигатель.
До дома практически не разговариваем. Перебрасываемся парой ничего не значащих фраз и молчим. Наверное, и у него, и у меня слишком много мыслей в голове. Когда машина останавливается перед нашим подъездом, выскакиваю. Забываю даже попрощаться, хотя еще утром планировала пригласить Чару на кофе. Резко развернувшись, возвращаюсь. Заставляю себя улыбнуться.
– Спасибо, что подбросил. До завтра! Пока.
Артем кивает, задерживает на мне взгляд и, наконец, уезжает.
Дома мне становится еще хуже. В пустых стенах и гнетущей тишине в голову лезут совсем невеселые мысли. Безумные! Несколько раз я сама себя умудряюсь пристыдить.
Ты же всегда держишь свое слово… Ты обещала – значит, должна выполнить.
В конце концов, что Бойко еще может мне сделать? Теперь я не такая дурочка. На его уловки не поведусь. К себе прикоснуться не позволю. Выдвину встречные условия и во славу своей давней наивности отмотаю эти тридцать дней, как тюремный срок. С перерывами, конечно!
Боже, о чем я только думаю?
Нельзя позволять ему приближаться. Добром это не кончится.
Выдраив квартиру, принимаюсь за готовку. Запеченная рыба получается критически пересоленной, но мы с мамой стойко орудуем приборами и молча жуем.
– Что бы ты сказала, если бы я возобновила общение с Кириллом? – спрашиваю прежде, чем успеваю себя остановить.
Я измотана переживаниями. И надеюсь, что мама мне запретит.
Но она…
– Я была бы очень рада, – и блеск в ее глазах
Наверное, стоило бы маме все рассказать, чтобы она понимала, кто такой Кирилл Бойко, и какие между нами были отношения. Совсем не родственные. Однако я не могу… Не могу с мамой поделиться.
– Мне было бы спокойно, если бы я знала, что ты с Киром. Ты знаешь, Чарушин мне не нравится. Не доверяю я ему.
– А Киру доверяешь?
– Конечно.
– Ну и зря!
Сама не знаю, почему так нервно реагирую. Казалось бы, какая разница, что думает мама. Она ведь ничего не знает. Но внутри все буквально кипит. Мало того, что повышаю голос, еще и с места своего подскакиваю, как ужаленная. Мама на мой пассаж реагирует спокойно. Не пытается остановить, когда вылетаю из кухни. Может, устала от меня. А может, просто привыкла к тому, что мы в последнее время так много спорим.
После душа немного прихожу в себя. Сушу волосы, чищу зубы, увлажняю кожу кремом и бреду в мамину комнату, чтобы извиниться.
– Прости. Я не хотела кричать.
– Все нормально, – отмахивается и мягко улыбается. – Я понимаю. Тебе он нравится.
– Кто? – выдыхаю со свистом.
– Чарушин же, – смеется мама. А я расслабляюсь. – Да, понимаю, что бы я не сказала, это не изменит твоего к нему отношения. Но и ты меня пойми! После того, что произошло… Кроме того, твое сердце…
– Чарушин здесь ни при чем! Мам, ну правда, хватит талдычить одно и то же. Давай лучше подумаем, где взять денег, чтобы отдать «этому»…
– Это не твоя проблема! Думать буду только я. Зря вообще тебе сказала…
– Ничего не зря, – твердо возражаю я и замолкаю.
Долго смотрим друг на друга. Чувствуется, что сил на споры ни у меня, ни у нее не осталось.
– Ладно, – вздыхает мама. – Иди сюда, – раскидывает руки, как в детстве.
И я охотно ныряю в эти объятия. Прикрываю глаза, пока мама гладит меня по голове.
– Завтра вечером меня не будет, – шепотом сообщает она.
– Опять? – так же тихо отзываюсь я.
Едва сдерживаюсь, чтобы не содрогнуться от неприятия. Знаю, что это значит. Мама пойдет к «этому». И все из-за меня!
– Позовешь девочек? Или пригласим Виктора Степановича?
Я, конечно, прекрасно отношусь к этому мудрому и доброму старичку – нашему соседу, маминому коллеге и моему преподавателю. Однако устала от этой опеки. Мама ищет не компанию для меня, а няньку. Вот это бесит.
– Девочек позову. Мы как раз планировали, – вру, и даже не стыдно.
Сама прекрасно проведу этот вечер. В конце концов, мне уже месяц как девятнадцать стукнуло.