Хочу верить…
Шрифт:
Он достал из кармана конверт и протянул мне.
Утром я уехал. Начальник колонии дал мне свою машину. Я сказал ему о просьбе Чудовского и спросил, можно ли ее выполнить?
— Он мог бы передать свое ходатайство обычным путем, — ответил майор. — Но если это вас не затруднит, передайте его министру… Ничего страшного.
Я долго видел из машины черный конус террикона и коробочки домов, резко выделявшиеся на чистом снежном покрывале степи. Настроение у меня было приподнятое. Все-таки я не зря сюда приехал. Появилась какая-то крохотная зацепка.
Мне не терпелось поскорей попасть в Москву, но я решил экономить деньги — ведь предстояло еще совершить путешествие к Майбороде — и взял билет на поезд.
В Москву я приехал 30 декабря. Улицы были празднично украшены, в витринах сверкали, наряженные елки. Дома меня встретили радостными восклицаниями.
— Слава богу, хоть на праздник явился! Два дня мы тебя никуда не выпустим! — твердо сказала мама. — Лучше не пытайся улизнуть.
— Хорошо, — ответил я. — Вот только позвоню в редакцию.
Я рассказал Василию Федоровичу, что узнал кое-что новое о Зайковской, по-прежнему надеюсь отыскать факты, говорящие о ее невиновности, но должен еще встретиться с некоторыми людьми и, возможно, кое-куда съездить.
Он слушал меня невнимательно.
— Ладно, ладно… Подгонять мы тебя не будем, ио и за проволочку не похвалим. К Дню Советской Армии, во всяком случае, очерк должен быть в полосе, иначе я тебе не завидую. А может, лучше бросить это дело? А? Ты скажи откровенно, не стесняйся. И у классиков бывают осечки…
— Нет, не брошу, — ответил я.
— Ну, добро… На вечер в редакцию придешь?
— Обещал встретить с родными… С Новым годом!
— Взаимно.
31 декабря в двенадцать часов ночи раздался телефонный звонок.
— Это Алексей? — услышал я Машин голос. — Здравствуйте. Я очень рада, что вы приехали… Я ни о чем не спрашиваю, Алексей, я просто хочу пожелать вам счастья. Большого, большого счастья, слышите?
— Слышу, Маша, — ответил я. — И я вам желаю счастья. Вам и вашему жениху.
— Спасибо. Только его сейчас нет. Он служит в Ленинграде и приезжает не часто.
— Значит, вы одна?
— Да, я одна… Но мне не скучно. Я смотрю телевизор. Поздравляю вас с Новым годом, Алексей.
— Спасибо… С Новым годом, Маша!
На другой день я позвонил ей, и мы встретились возле высотного дома.
— Я хочу попросить у вас прощения за Сережу, — сказала Маша, поздоровавшись. — Вчера по телефону было неудобно…
— Ерунда! — смущенно ответил я.
— Ерунда, но все равно ужасно глупо получилось. Я с ним теперь не разговариваю. Он звонит, а я не подхожу.
— Напрасно, Маша, — грустно сказал я. — Вы лучше с ним помиритесь. Он вас очень любит.
— Вы мне это советуете? — каким-то странным тоном
— Я не могу давать вам советов, но я бы помирился на вашем месте…
— Хорошо, я помирюсь, — согласилась Маша, искоса взглянув еа меня.
Мы заговорили о моей поездке. Услышав о Майбороде, Маша заволновалась:
— Что, если он действительно помнит маму? Ох, как же это важно! Сейчас все должно выясниться… — Щеки ее порозовели. Она остановилась и прижала руки к груди. — Алеша, возьмите меня с собой! Я вас очень, очень прошу. Я не буду вам мешать, честное слово. Это же совсем близко… Я на несколько дней отпрошусь. Здесь я изведусь…
— Но я не знаю, удобно ли, — ответил я растерянно. — Что подумает ваш жених? И вообще… Вдруг придется там задержаться…
— Ну и что же! Я должна поехать туда, неужели вы не понимаете? Должна!
— Хорошо, — сдался я. — Едем!
Катюша увязалась меня провожать. Увидев Машу на перроне, она подошла к ией и бесцеремонно спросила:
— Это вы дочка Людмилы Зайковской? Мне все известно!
— Как тебе не стыдно! — зашипел я, но она и ухом не повела.
— Значит, вас зовут Маша? И вы едете вместе? Гм, понятно!.. Смотрите, не закрутите голову моему брату. Он мужчина робкий, беззащитный.
Маша засмеялась:
— Ну, я бы не сказала.
Ехать нужно было всего одну ночь. Мне не спалось. Я вышел в тамбур и, глядя на черное стекло, стал думать о людях, с которыми пришлось встретиться в последние дни. Все они как бы имели по два лица. Одно, принадлежащее им сейчас, и второе то, что было девятнадцать лет назад. Как выглядел в тысяча девятьсот сорок первом году безобидный Чудовский? Каков был мирный историк Томилин? Я слышал, что он воевал в партизанском отряде… А Вера Орлова? А те, с кем еще мне предстояло познакомиться?
Я жил одновременно и в прошлом и в настоящем. От событий военных лет зависели мои теперешние поступки, а сегодняшний день помогал правильно оценить то, что случилось два десятилетия назад… Связь между прошлым и настоящим была кровной и неразрывной. Никогда я не ощущал это так остро.
Позади скрипнула дверь. Я увидел Машу. Она зябко куталась в белый пуховый платок. Я молча подвинулся, освободив ей место возле окна. Лицо ее было бледным в желтом электрическом свете. Глаза казались совсем черными.
— Я думала о вас, — сказала Маша. — Какая у вас удивительная специальность! Вы должны быть историком и следователем, знать технику, сельское хозяйство и еще миогое, многое другое… И главное, обязательно быть хорошим человеком, иначе ничего вы в жизни не разглядите, а если разглядите, то все равно не поймете… Вот вы, Алеша, я думаю, настоящий журналист!
— Почему же вы так решили? — шутливо спросил я. — Может, как раз ненастоящий? Может, это не мое призвание?
— Нет, вы настоящий! — Она серьезно посмотрела на меня и покачала головой. — Вы хотите узнать правду. Правда вам дороже всего, а напечатают ваш очерк или нет, для вас неважно…