Ход куклой
Шрифт:
– Кто не Дурак, тот Дура!
А что не мрак, то утро!
Дуракам – счастье! Иван-Живан-живулечка – дурак. Умная голова дураку досталась. Пьяному море по колено, а лужа по уши. Но только дурак до лужи напивается. Потому и пословица: «Не река топит, а лужа».
Трижды обойдя вокруг софы, вереница колоды старших арканов – старков – остановилась. Колода поднялась в воздух и опустилась на софу круговым пасьянсом или же двумя подковами, составившими круг, при этом идеально вписавшись,
Из строя выступил Император и, ударив палицей об пол, воззвал к кукле-мотанке:
– Я – Батя! Всех, всем и всюду: в костеле, котельной, castle, castello3, где касты тело, а ты, о, нитяная Саstа Divа4, настолько приятно-шерстяная, мохеровая, насколько певуча Мария Каллас, колоссальное диво, Дива высшей касты, птица певчая, подобная Аугусте Импаратрис дель Кастильо5 – Име Сумак, вышедшей из лона Солнцебога Инти, предка Бати. Атауальпа, последний повелитель инков, – наш общий предок. Мне преклоняются императоры в граде Каносса.
– Заноза, – послышалось Аудаше.
– Саnossa!! – будто услышал ее мысли и повторил на латыни старк Батя.
– Да и в граде Каркассон, – с сарказмом прибавил. – Все у моих ног, кто не Дурак. Императоры, прокураторы, пророки, проповедники, я – Батя – хан всех императоров. Только птицы певчие выше меня летают. Иди ко мне, ой-ля-ля, Ляля, Ляля, ля-ля-ля!
– Стой, стоп! – возмутилась Ляля.– Ты же Папа, Иерофант! Ты же был кентавром! И уже был у меня! Откуда ты снова взялся?
– Из другой колоды. Райдера Уайта.
– Уходи, – простонала Ляля, – у меня сил нет на все колоды.
– Да, но во всех колодах – снова я. Одна из моих сутей.
– Не только у тебя, у всей дружины Таро, – заслонилась рукавом Ляля. – Уходи!
– Постой! – поднял руки Батя.
Его красная мантия стала облезать, будто шкура у змеи, оголяя белую ткань, тиару сдуло, на голове, оказавшейся лысой, выросли белые волосы, борода, – из портала карты до потолка поднялся колосс в белом одеянии до пят, подпоясанный кушаком, в руках – посох и молот. Ляля упала ему в ноги. «Каста Дива», – донеслось пение не то Каллас, не то Сумак, и всё потонуло в сиянии.
Аудаша зашлась в блаженстве от этого голоса и сияния – Северного в миниатюре. Даже вытянулась во весь рот на своем подоконнике.
I Когда она очнулась от обморока наслаждения, Ляля кружилась, расставив свои нитяные руки, нитью же перевязанные на запястьях, вскинув ленточную накидку бледно-абрикосового цвета, приблизилась к первому старку Магу, волхву, кудеснику, шаману и вошла в его плоскость через его серебристую рамку. Аудаша нажала на часиках кнопку секундомера; они оглушительно затикали. Маг затрепетал:
– … помни, маг,
уж летит бумеранг,
Как того заслужил твой ранг,
В облаках
Летит, с ветром, свистом поёт,
Что ты столько смог,
Всемогущий маг,
а и есть то богъ.
После него она стала входить в портал каждого старка, как нитка с иголкой в бусины.
II К верховной Жрице– звездочтице, астрологине, пошла босиком, распустив косу. На подоле ее платья вышит вензель «Б-Я». «Почему монашки постригаются?» – крикнула ей. Ветром прошелестел ответ Жрицы: «Спроси Самсона!»
III В портал Императрицы она вошла в венке из полевых цветов и переднике. Вышла без передника, зато в венке прибавилась красная роза.
IV На Императорский олимп Ляля отправилась, порывшись в лабиринте своей нитяной юбки и извлекши оттуда таблетку анальгина. Вышла она под крики благодарности: «Волшебница, знахарка! Легче, мне теперь легче! Как же я устал быть мужем и отцом всех!» «Странно, – пожала плечами кукла, – неужели он супруг Императрицы? Та – сама безмятежность, а этот все мечется, мечется. Мечет, впрочем, и молнии. Электричество, однако, имеет высокое напряжение».
V За самодержцем мира галопом примчался полуконь, самодержец духа:
– Vale! – приветствовал он Лялю.
На сей раз она не потеряла бдительности:
– Опять? Ну, нет уж! – покачала она головой.
– Бог любит троицу! – стоял на месте кентавр.
– А я не бог, а кукла.
– Богиня!
– Тем более, люблю единственного, как я. – Паганини не повторяет! – и потихоньку обошла Батю третьей дорогой…
VI Влюбленным голубкам, так и стоявшим на распутье, она вручила компас:
– Не простой он. Не только стороны света показывает, но правильное решение.
Тут из-за облаков выплыли два лебедя, они подлетели, подхватили влюбленных на спину и понесли ввысь. Ляля только успела схватиться за их хвосты и болталась между ними, точно лягушка-путешественница. Молодые тихо смеялись, ветерок овевал их лица, развевал волосы, они обменивалась милыми словечками:
– Ладушка моя!
– Соколик!
– Лебедушка!
– Солнышко!
Расстояние между лебедями расширилось, кукле не хватило длины рук удержаться, и она полетела на землю. Хорошо, нитки не бьются.
VII Она упала с высоты на Колесницу на ходу, и та прогрохотала колесами по мостовой, удаляясь в свой портал. «Эх, не приучена молодежь к лошадям! А много теряет. Сейчас ее и считать в уме отучивают, и писать рукой. Способности мыслить она лишится»,– подумала Ляля и на ходу же соскочила с Колесницы.
VIII В портале Справедливости кукла положила руку на голову Фемиды, и та замерла, будто попала в пушистые лапы гипноза: «Я тебя в клинику Фёдорова отправила бы, – произнесла Ляля. – Восстановить зрение. И бинт не надо было бы вязать на глаза. Ты же не контуженная. Иначе справедливости не быть. Чтобы ведать, надо видеть, – подъяла вверх руку, точно боярыня Морозова на картине Сурикова. – Веждать! – и завершила после паузы. – Вслепую только в русскую рулетку играют».