Ход с дамы пик

Топильская Елена Валентиновна

— А что, есть следы того, что она мочилась? Или у нее штаны были спущены? Или поза характерная? — спросила я.

— Нет, — помедлив, ответил Синцов.

— И судя по тому, что даже профнепригодный следователь идентифицировал ее как бомжиху, с целью ограбления за ней вряд ли кто-то пошел.

— Так что, Маша, наша клиентка? — спросил Андрей.

— Похоже, что наша, — вздохнула я. — Без видимых мотивов. Сходим с тобой на место? Хочу сама глянуть.

— Без вопросов, хоть сейчас.

— Ладно, поехали дальше.

— А дальше труп гражданки

Базиковой, шестидесяти лет, которая в субботу возвращалась домой с дневного спектакля в Мариинском театре. Такая благообразная пожилая дама в стареньком, но элегантном плаще, в сумочке — театральный бинокль, сама сумочка — антиквариат, бисером вышита. Один удар ножом в спину, смерть на месте. Здесь хоть осмотрели прилично, фототаблица пристойная, не стыдно показать. Выезжала Корунова из городской прокуратуры, она себе и дело забрала в производство.

— Вера-то нормальный следователь, очень скрупулезная, по делу наверняка все отработано как надо.

— Да, — согласился Андрей. — К ней претензий нет.

— А почему городская это дело забрала? — спросил Горчаков. — Оно что, сложное? Или социально значимое?

— Пожалуй, второе, — ответил Андрей. — Базикова — известная театральная художница. Это убийство всколыхнуло общественность.

— Что взяли?

— Взяли заколку из шляпы, старую, никому не нужную вещь.

— Может, заколка из слоновой кости? — сразу зафонтанировал Горчаков. — У моей бабушки такая была, ею шляпку пристегивали к прическе, чтоб ветром не сдуло.

— Вот-вот, только заколка была железная и даже перламутром не инкрустирована.

— А что хоть тетушка смотрела в театре? — спросила я.

— Не смотрела, а слушала. «Пиковую даму». И злодей над этим поиздевался.

— Каким образом? — спросили мы с Лешкой в один голос.

— Вытащил программку спектакля и положил ей на рану сверху.

— Значит, комфортно чувствовал себя на месте происшествия, — пробормотала я. — Преступник с низким уровнем риска.

— Переведи, — потребовал Синцов.

— Готовится к преступлению, тщательно планирует его, выбирает наиболее благоприятное место, время и жертву.

— Согласен, что место, время и жертва были благоприятными. Это фэбээровские штучки?

— Ага.

— И что ФБР советует в таких случаях для установления преступника?

— Нужно понять, что является нормальным с точки зрения этого человека, и перейти к следующему этапу: узнать, что является логичным с его точки зрения. А потом пойти и задержать его.

— Это так тебя учили?

— Я потом, Андрей, расскажу тебе много интересного про фэбээровские штучки, — пообещала я. — А пока мне нужно подумать.

Весь вечер, пока я пыталась запихнуть в ребенка ужин, проверить его уроки и заставить его почистить зубы, во мне тихо свербило желание достать из сумки обзорную справку и еще раз проштудировать ее с карандашом в руках, глядя на календарь и на карту города. Кое-что из прочитанной днем информации не давало мне покоя.

Наконец мое чадо улеглось в постель, и я пришла

пожелать ему спокойной ночи и поцеловать в носик и лобик. Весь в меня, думала я, глядя, как сын вертится в постели, не обнаруживая никакой сонливости, хотя шел уже одиннадцатый час. Весь в меня, наследственная сова. А утром не поднять. Бужу трижды: первый раз за полчаса до времени «икс», потом за десять минут, при этом он подтверждает, что услышал, как я его бужу, и общается со мной совершенно разумным голосом, но это обманчиво — на самом деле он продолжает спать и отвечает мне чисто машинально. И только на третий раз он врубается, что пора вставать. Как-то бабушка пожаловалась, что начала его будить, спросила, будет ли он есть на завтрак манную кашу, он совершенно сознательно, как ей показалось, ответил: «Да», а потом нагло отказался от каши. Ребенок же мне доказывал

потом: «Ма, она меня спросила, пока я спал, я бы ей на всё „да" ответил…»

— Тебе читать сегодня? — спросила я его, пытаясь накрыть одеялом так, чтобы ни одна из его длинных конечностей не вылезала наружу. Конечно, он уже большой мальчик, и такое чтение на ночь вызывает у моих подружек педагогическую аллергию. Но на самом деле это завуалированная форма выражения друг другу нежных чувств, просто знак взаимной любви и родственной близости.

— Не, ма. Сегодня я поздно лег, боюсь, не высплюсь. Завтра почитаем.

Легенды про динозавров уже отошли в прошлое, мы уже интересуемся героико-приключенческой литературой, рыцарскими романами, пиратскими историями, мушкетерскими дуэлями.

— Ну ладно. — Я поцеловала его в холодный нос. — Спи.

Я потянулась погасить свет, но Гоша меня остановил:

— Ма, посмотри, как блестит гитара. Моя хорошенькая, моя дорогая гитара! Как я ее люблю! Если прямо смотреть, она такая чистенькая! А если сбоку, то она вся пальцами залапана.

— Да, — машинально согласилась я. — Отпечатки пальцев на таких полированных поверхностях ищут в косопадающем свете.

— Как это? — заинтересовался Гоша.

— Источник света помещают сбоку от объекта, чтобы луч света падал на него не вертикально сверху, а сбоку, под углом. Вот ты сейчас смотришь на гитару сбоку и отчетливо видишь отпечатки.

— Это только отпечатки пальцев так ищут?

— Не только. Так можно обнаружить пятна, сливающиеся по цвету с поверхностью.

— Интересно, а кто это придумал?

— Не знаю, кто придумал, а описал впервые профессор Рейсе, известный криминалист начала века.

— А ты с ним была знакома?

— Нет, котик, я, конечно, не такая уж молоденькая, но ни с Рейссом, ни с Ломброзо знакома не была.

— А кто это?

— Потом расскажу, киса. А сейчас пора спать.

— Ну вот, на самом интересном месте… — заныл киса. — А как профессор Рейсе описал то, о чем ты говоришь?

— Он читал лекции в Лозанне — это Швейцария, о научной технике расследования преступлений, специально для чинов русского судебного ведомства.

— А когда это было?