Ходи невредимым!

Антоновская Анна Арнольдовна

Светало, когда Саакадзе вошел в бывший покой Андукапара. Там его ждали друзья. И по тому, как молча прошелся он, как задумчиво провел ладонью по наморщенному лбу, они поняли: не сговорился. Но вслух ничего не сказали. Освежив лицо холодной водой, Георгий спросил:

– Как свиток?

– Украли.

– Очень хорошо, сегодня это гораздо важнее, чем я думал вчера.

– Я проследил, – сказал Даутбек, – лазутчик Зураба, арагвинский сотник, по рубцу на лбу его узнал. Он как ошпаренный выскочил из Метехи и, припав к гриве коня, помчался, конечно, в Телави.

– Думаю,

друзья, Шадиман в сговоре не с одним Иса-ханом, о чем открыто со мною говорил, а гораздо страшнее предпринял меры для воцарения Симона.

– Что может быть страшнее?

– Сговор с князьями.

– Если такое подозреваешь, задержи его здесь! – вскрикнул Димитрий.

– Уже проводил.

– Георгий!

– Не огорчайся, Даутбек, так надо. Какие князья были у Шадимана, кроме Квели Церетели?

– Джавахишвили, Эмирэджиби, Качибадзе, Орбелиани…

– Да, вспомнил, за всеми необходим тщательный надзор, главное, за Церетели.

– Но он лезет из кожи, чтобы доказать тебе свою преданность!

– Его-то усилия и вызывают мои подозрения. Необходимо направить в Гартискарские теснины Нодара Квливидзе с дружинами. И Ростома с двумя конными сотнями. К ним присоединить разведчиков. Не за Иса-ханом, за князьями пусть наблюдают неусыпно; если замыслят измену владетели и выйдут навстречу персам, – бить беспощадно.

– Когда выедем в Носте?

– Ты, Даутбек и Димитрий к полудню. Сейчас ложитесь, уже две ночи не спали, еще не война. Я с Дато задержусь… Хочу проверить быстроту коней Зураба.

Почти насильно заставив «барсов» задремать, Георгий вышел на балкон роз и долго смотрел еще, как Кура лениво перекатывает тяжелые воды.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Подхлестываемые ветром отары облаков откочевали на юго-восток, и над горами сразу разлилась ослепительная синь. Раскаленные лучи низвергались на вечно-снежные отроги, предвещая бурную, неукротимую весну. И пошло… Зарокотали горные потоки, сначала невнятно, потом с оглушающим эхом понеслись, срываясь с огромных скал, вниз и дальше, дальше в узкое лесистое ущелье, в долины, на поля, в лесистое Тианети, в горную котловину Эрцо. Между горами Картли и Кахети неслись мутные, вспененные воды. Бурно дыша и стеная, хлынули в Сагареджо, вздыбили Иори, обрушились на берег, образующий дугу, и, волоча за собою огромные стволы и камни, устремились навстречу Алазани.

А весна, знойная, неукротимая, вся в брызгах, в лучах, взлохмаченная, рассыпая молнии и громы, проложила между Кахети и Картли неистовый водный рубеж. Исчезли последние дороги, сверкающая солнечными отблесками грязь захлестывала тропы.

Такого раннего натиска растаявших снегов, такого буйства не запомнят старики. Неодобрительно покачивали они головами: год будет таким же необузданным!..

Ни пройти, ни проехать. Но ничто не могло остановить Зураба. Как одержимый, в развевающейся на ветру косматой бурке, припав к мокрой гриве, мчался он через горные потоки, топкие болота, непроходимые леса. Мчался из Телави со зловещим свитком, украденным верным арагвинцем в Метехи. И за ним, владетелем Арагвским, шумно летели знамена: белые орлы, терзающие змей на сапфировом поле. Мчалась конница, оглашая ущелье ревом труб и пронзительным ржанием взмыленных

коней.

Зураб до боли сомкнул потрескавшиеся губы, он ужаснулся, ибо не узнал своего собственного голоса, и принялся неистово рассекать нагайкой горячий воздух. "Скорей! Скорей, пока не поздно, в Ананури! Скорей, пока «змеиный» князь Шадиман не выполнил обещание и не ворвался вместе с азнаурами в Арагвское княжество, чтобы отдать удел Эристави хищнику Саакадзе за… измену царю Теймуразу, измену, которую выпестовал в своем черном сердце «барс» из Носте. Но да не свершится злодейство, не восторжествовать змее над орлом! Недаром на моем знамени орел терзает змею! Я, князь-орел, раздавлю «змеиного» князя, а заодно и хищного «барса»!..

Ни вязкая земля, ни гневный ропот рек не остановили и Иса-хана, сменившего парчовый халат на кольчугу. Получив от Шадимана разоблачительное послание, хан изменил первоначальный план. Лобовая встреча с Непобедимым уже принесла если не полное поражение, то и не веселую победу.

Иранские войска, переправившись через Куру, подходили к южной черте Джеран-Чучури. Пропуская вереницы обозных верблюдов, Иса-хан и Хосро-мирза въехали на пригорок, сбивая пышные пунцовые цветы. Приподняв шлем с перьями, Иса-хан провел рукояткой плети по влажному лбу и как бы невзначай произнес, что мудрость подсказывает использовать желание Шадимана властвовать.

– О пророк, конечно, Симой будет величаться царем, – отмахнулся Иса-хан от насмешливого Хосро, – но… скорей, мирза, скорей, пока Теймураз в неведении!..

И, оставив Хосро-мирзу с исфаханскими, мазандеранскими и хорасанскими тысячами для нападения на Картли со стороны Борчало, Иса-хан глубокой ночью с предельной осторожностью переправил на плотах гилянские, ардилянские и луристанские тысячи в Кахети.

Под утро отрогами Джеран-Чучури с ходу завладела арабистанская кавалерия. Сторожевые кахетинские башни первой линии оказались брошенными. Иса-хан самодовольно воскликнул:

– Кто из правоверных устрашается Теймураза? Пусть в нем кипит, подобно меду в котле, желание победить, но он, слава двенадцати имамам, будет побежден мною, ибо кипеть – не значит думать.

Минбаши, окружавшие Иса-хана, одобрительно рассмеялись, а Иса-хан невольно подумал: «Если бы царь Кахети думал, то… о справедливый Хуссейн, предопределил бы ты тогда мне победу над Непобедимым?»

И вот, взяв с собою луристанских минбаши из числа наиболее опытных ханов, фанатично преданных шаху Аббасу, улыбающийся Иса-хан двинулся на Кахети.

Поблагодарив судьбу, освободившую его от зоркого Иса-хана, разодетый в дорогие доспехи Хосро-мирза решил действовать по совету Шадимана.

Двадцать тысяч сарбазов под начальством минбаши, юзбаши и онбаши обходными путями, следуя за проводником князя Шадимана, через овраги и горные проходы вошли в ущелье, где начинался подземный ход.

Вскоре Хосро-мирза в замке Марабда с наслаждением покусывал чубук хрустального кальяна, разгадывая скрытый смысл приятного сна Гассана.

Прибыв в Ананури и усилив стражу на угловых башнях, Зураб направил послание, полное излияний в родственных чувствах, Георгию Саакадзе, прозванному грузинами Великим Моурави и персами – Непобедимым.