Ходи невредимым!
Шрифт:
Сарбаз налил чашу, выпил и причмокнул. Караульный, продолжая опираться на копье, покосился и облизнул губы. А сарбаз шепотом стал рассказывать, как Надир, никого не устрашаясь, осматривал берег Куры. Презренный татарин, сын сожженного отца, наверно суннит! За поимку золотом наградит Исмаил-хан. Если разыщут, на куски разрубят.
Сарбаз снова нацедил вина и с наслаждением выпил. Потом сокрушенно пожалел, что нечем закусить и в карманах ни пол-абасси. Вновь наполнив до краев чашу, сарбаз спохватился: не хочет ли брат для храбрости выпить, чтобы тень Надира не
– Наверно, есть у сарбаза, что сторожит соседнюю Речную башню. Но вот имени не помню, – посетовал владелец вина.
– Ахмед! – громко крикнул сильно захмелевший караульный. – Ахмед, да приблизит тебя аллах! На помощь! Торопись!
Почти бегом бросился на зов Ахмед, – неотступно преследовало его желание поймать тюрка и получить обещанную награду. Дома невеста ждет. Говорят, красавица. И, едва добежав с обнаженной саблей, он взволнованно выкрикнул:
– Да поможет аллах правоверным, где тюрок?!
Но, узнав, в чем требовалась его помощь, выругался:
– Верблюжьи хвосты! Зубы старого мула! Еще замок для Речной башни не готов, а ведь оттуда начинается подземный ход! Проклятый мастер, только на завтра обещал! Пьяные ослы, как осмелились без большой нужды срывать с опасного места? Разве не полосуют за это плетьми до смерти?
Два сарбаза испугались и засуетились:
– Бисмиллах! Кто узнает? Хотели угостить друга для храбрости… А гурджи обходят стены и башни, – оправдывался один.
– Слава Хуссейну, завтра будет готов замок для башни и не придется так дрожать, что в нее проникнет враг, – изворачивался другой.
Владелец вина наполнил чашу, почти насильно заставил выпить Ахмеда и зашептал:
– Ночь прохладная, и где-то близко бродит безглавая тень Надира. Ширванский черводар видел, как минбаши, подобно известному пурщику, крался со своей головой под мышкой вдоль стены. Не иначе, как в Исфахан хочет вернуться.
Сарбазов обуял такой страх, что они для храбрости не отказались еще выпить.
Под прикрытием ночи, подхваченный быстрым течением, переправлялся плотик на двух бурдюках. Ближе ко второй стене густой кустарник и деревья скрывали последнюю башенку, туда бесшумно и причалил плотик. Первым выпрыгнул Арчил. Подобравшись ползком, они осмотрели ближайшие кусты, и, убедившись в отсутствии засады, Арчил вернулся и помог выгрузить мешки и хурджини. Оттолкнув плотик от берега, все четверо залегли в кустах.
А владелец вина продолжал рассказывать страшное о мертвецах, которые не желают отдавать свои отрубленные головы, шныряют между домами, ища тайник, куда бы их спрятать. Лучшее средство избавить правоверного от мук – это поймать его убийцу.
В зарослях у Речной башни два раза прокричала сова. Передохнув, вскрикнула еще раз и смолкла. Внезапно сверху раздался вопль:
– Алла! Алла! Поймали тюрка! Гуль! Гуль! Помогите! Одежда хана у него!
Три сарбаза
– Э-э-э-эй! Ловите! Убегает! Э-э-э-эй! Шайтан! Остановись! Стрелы! Стрелы скорей! Са…ар…базы, ловите! Вот, вот он!..
Владелец вина метнулся влево и пустился наутек по запутанным улочкам.
Лишь вбежав в услужливо открывшуюся калитку, бывший начальник Ганджинских ворот, – так как это был он, – поспешно скинул одежду сарбаза, сунул бурдюк и чашу пожилому амкару Бежану и, оставшись в грузинской чохе, снова вышел на улицу и спокойно направился домой.
Пока два сарбаза кидались на крики о помощи то в одну, то в другую сторону, а всполошенная стража металась по стене, Ростом, Арчил, разведчик и Циала ползком между кустами проникли мгновенно в Речную башню и стали спускаться в подземелье.
Зажженный факел тускло освещал довольно высокий коридор. Ростом подумал, что более трех лет, наверно, трудились шадимановские крестьяне, а разрушить нужно за три дня, и так осторожно, чтобы никакого гула от подземных ударов наверху не было слышно.
Как только прошли расстояние не менее четверти агаджа, вынули кирки, лопаты, лом и, подготовляя обвал, принялись осторожно заваливать подземелье: взрыхлялась земля, вываливались камни, подрубались подпорки.
По мере продвижения вперед Циала оттаскивала подальше хурджини, возвращалась обратно и яростно бралась за кирку, не уступая в ловкости Арчилу. Чем дальше они отдалялись от Тбилиси, тем смелее действовали и успешнее шла работа.
Сильная усталость говорила, что день давно начался. Прикрепив к стене факел, Циала расстелила бурку, приготовила еду и, вынув из хурджини бурдючок, разлила вино.
После долгих пререканий согласились, чтобы первой стерегла спящих Циала. Вынув песочные часы, Ростом велел разбудить их лишь после того, как трижды пересыплется песок.
Но Циала разбудила после пятой пересыпки. «Лучше отдохнут», – решила она. Затем, забрав хурджини, ушла далеко вперед. Как только дойдут до нее, она проснется…
Еще через день вдали блеснул мутный просвет. Но лишь к вечеру они приблизились к овальному выходу, заваленному камнями, через который слабо проникал свет.
Разрушив ход и выбравшись в сплошь заросший овраг, Ростом сразу определил: «Волчья лощина». Лучшего места для начала подземного хода нельзя придумать. Лощина пересекала непроходимый Телетский лес… значит, около четырех агаджа от Тбилиси. А из Марабды враги тоже вышли через подземный ход. Но где обрывается он и в какой овраг или лощину надо пройти, чтобы попасть в «Волчью лощину»? Вот что следовало разведать… хотя… да, жаль, Георгий все равно на Марабду не пойдет… Одно радует: через подземный ход враги из Тбилиси не выйдут, ибо он так исковеркан, что даже кошка с трудом проползет. Вход был обозначен едва заметными знаками: пирамидками из мелких камней и темным крестом, вырезанным внизу, на коре граба.