Ходи невредимым!
Шрифт:
– Кому товар орешный, луковый, мыльный, белильный?!
– Попона черкасская, дарю за шестьдесят алтын! Проходи, доторгуешься до лопанца!
– Эй, казна поджарая, – вот шуба чубарая! Восемь рублев, гость Киселев!..
Черные двуглавые орлы, пришлепнутые к дверям царских кабаков, словно зазывали присоединиться к пьяным воплям.
Толмач, объяснив грузинам, что кабак есть кружало, ибо в нем народ от зари до зари кружит, усмехнулся и повел их к Фроловскому мосту, перекинутому через глубокий ров, отделяющий Кремль от Китай-города. Здесь по обе стороны моста чинно тянулись бревенчатые лавчонки и ларьки.
Необычный
Наугад Дато взял с прилавка массивную книгу. Толмач пояснил:
– Это «евангелие апракос», в пол-листа, писанное в четырнадцатом столетии уставом на пергаменте, в два столбца, на триста двадцати шести листах, а переплетено в доски, обложенные малиновым плисом.
Рассматривал Дато и другие книги, схожие по судьбе с древними грузинскими книгами, которые тоже странствовали, нередко брались в плен и спасались воинами и монахами. «Евангелие апракос», к удивлению Гиви, Дато купил, тут же решив, что архидьякон Кирилл переведет книгу на греческий, а Бежан Саакадзе с греческого на грузинский, дабы он, Дато, мог преподнести священные откровения отцу Трифилию.
Гиви, слегка позевывая, разглядывал лубочные картинки, соображая: стоит ли подарить Димитрию полторы картинки, изображающие ослицу и ослят; и если стоит, то какую половину ослицы привезти носатому черту, а какую отдать мальчишке, глазеющему на грузин. Или все же осчастливить Димитрия шапкой на зайцах?
Понравился Дато и «Служебник» с заставками, нарисованными во всю страницу по золоту разными красками, с подписью на обороте: «Мазал Андривина многогрешный».
Польщенный заинтересованностью грузина русскими книгами, толмач снял с прилавка «Песню о воеводе Михаиле Васильеве Скопине-Шуйском», «О нижегородском ополчении Минина» и задержал внимание Дато на «Первом казачьем написании о покорении Сибири». С помощью продавца раскатав свиток, толмач, подражая казакам, басил: «Было у Ермака два сверстника – Иван Кольцо, Иван Гроза, Богдан Брязга и выборных есаулов четыре человека, то ж и полковых писарей, трубачи и сурначи, литаврщики и барабанщики, сотники и пятидесятники, и десятники с рядовыми, и знаменщики чином, да три попа, да старец бродяга…»
Дато, не торгуясь, поспешил купить написание о походах Ермака, тут же решив, что архидьякон Кирилл переведет книгу на греческий, а Бежан Саакадзе с греческого на грузинский, дабы он, Дато, мог преподнести боевые сказания Георгию Саакадзе на память о Руси.
Только сейчас Дато заметил, что возле лавчонок и ларьков собралось много покупателей. Толмач разъяснил, что здесь толпятся пожилые дворяне в темных одеждах, строгие дьяки, любопытные мамушки, стрелецкие начальники, лекари, летописцы.
Искоса взглянув на скучающего Гиви, толмач предложил грузинам пройти повеселиться к Поповскому крестцу. Сначала Дато показалось, что он попал на шутовство. Окруженные гогочущим народом, дрались в кровь священники. В воздухе мелькали кулачищи, жилистые, синеватые, красные. Здесь и там слышалось кряканье, забористая ругань, сопенье.
Весело взирая на кулачный бой, толмач с удовольствием пояснял, что лупцуют друг друга попы безместные, попы-наймиты – то есть те, которые не имеют прихода. Их нанимает народ победней
Затрезвонили колокола, подвешенные на столбах под кремлевской стеной. Старухи в черных платках рьяно торговались с попами. Здоровенный поп в изодранной рясе горланил, заглушая колокола:
– Всюду прелесть сама себя ослепляет! Торгуйся скупо, а расплачивайся таровато!
Дьякон с взъерошенными волосами, подобрав рясу, вторил замогильным голосом:
– Проповедую Иерусалима радость! Ликуйте, люди града божия! Взыграйте, врата и стены Сиона!
Попик с редкой бороденкой, трясущейся, как клок пакли на ветру, наступал на степенного купца, который, оторопев, тяжело пятился в своей пудовой шубе на куницах.
– Бесчиние творишь, лихоимец! – наседал с кулачонками попик. – Заторговался, пес ярмарочный! За поминовение души христианской – алтын с гривной! Христопродавец! Пакость вселенская! Голопуп!
– Не сходно – не сходись, а на торг не сердись! – отмахивался шапкой купец. – Тьфу! И взапрямь: ехал Пахом за попом, да убился о пень лбом!..
– Не скупись, вдовица! – рявкнул высокий дьякон, похожий на оглоблю, поднося ко рту калач. – Прибавляй, а то закушу!
– Ну и пускай кушает, может, голодный? – посочувствовал Гиви, выслушав перевод толмача.
Но толмач разъяснил, что обедня угодна богу, когда ее служит поп натощак, а проглотит хоть крошку – сила из молитвы как пар рассеется.
– Блаженна будешь, – не унимался дьякон, – накинь на свечку! Спасешься от блуда и прелюбодеяния! Аминь! – И крякнул от удовольствия, уставившись на крутую грудь вспыхнувшей вдовицы.
– Ух, чтоб тебе ни дна, ни покрышки!
– Вспомянем об антихристе – и о воскресении из мертвых! – увещал всхлипывавшую женку поп в железной шляпе, с медной иконкой на голой груди, потрясая цепями. – И яко суетно житие человеческое, и яко смерть сон и от трудов покой есть. Приближается время покаяния, все же настают дни очищения!..
Вдруг откуда-то хлынула толпа. Кто-то загоготал, кто-то свистнул. Стуча колодками, высыпали «воровские люди». Толмач словоохотливо разъяснил:
– А люди они сермяжные, бежали от кабалы, кормились в мире; служили в разруху где-то с казаками, а показаковав, били царю челом, да поплатились ребром…
Влекомых толпой Дато и Гиви словно прибоем выплеснуло на Варварский крестец.
Решительно уцепившись за почерневший столб деревянной звонницы в виде гриба, «барсы» чуть не сбили с ног дородистых монахинь, жаривших на выносных очадях блины и оладьи и бойко ими торговавших.
Неожиданно над головами «барсов» рванулись колокола, и они едва успели пригнуться. Чуть не задев Гиви лаптями, над ними, держась за длинную веревку, с хохотом пронесся плосколицый звонарь с язвиной на правой щеке. Долетев до бревенчатой площадки, он ловко перевернулся, вскинул к небу бороденку, задергал четыре веревки, взнуздавшие медные языки, и, подмигивая красно-карим глазом, стал приплясывать в такт трезвону:
– Эй, народ честной, царь-колокол что за колоколишка, погляди-ка на наши колоколища! – И снова, с силой оттолкнувшись, метнулся в полет, а за ним – разноголосый звон.