Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

Ананишнов Виктор Васильевич

– Чтобы знал, – сказал Джордан, когда Иван стал отнекиваться, – я по натуре не сласть какая-то, а чаще горечь и кислота.

КЕРГИШЕТ усмехнулся.

– Я тоже не сахар.

– Это я понял. Пойми и ты меня.

В его жизни, как он утверждал, было всё так, как у всех обитателей Фимана, кроме одной существенной детали: он не помнил себя до определённого возраста, а только с взрослого своего состояния.

– Всё бывает… – успокоительно произнёс Иван. Поинтересовался просто для того, дабы не молчать: –

Сколько тебе сейчас лет?

– Лет? Ну-у… – Джордан замялся.

Иван, в душе, опять остался собой недоволен. Да и то. У человека и так лакуна в памяти о детстве, а он бередит ему рану.

– Не хочешь – не говори.

– Дело не в том. Я знаю, что в вашем мире люди исчисляют свой возраст годами. У нас же эониями. Мы так называем циклы, в течение которых человек совершенно не меняется. Он как бы фиксируется на некоторое время, не стареет… Он…

Джордан задумался.

– Ты говори, – поощрил его Иван. – Я пойму.

– Не уверен, – засомневался Джордан, – но скажу. Мы это называем эгепией, то есть постоянством. Вот я… Живу в своей эгепии. Давно уже. Думаю, скоро эта эония для нас здесь всех закончится, и я и другие жители Фимана перейдут в новую эгепию. Сразу постарею; ты меня и не узнаешь, наверное, после того.

– Что, сразу? В одночасье?

– Точно сказать не могу. Эония протекает… Мы сейчас с тобой стоим, и ты видишь меня таким в облике этой эгепии. Но когда-нибудь, может быть, даже завтра что-то произойдёт, – ходок пошевелил большим и средним пальцами, как если бы покрутил верньер радиоприёмника. – Раз! И для меня наступит новая эония и начнётся другая эгепия.

– Н-да, – пожевал губами Иван. – Замысловато…

В словах эония и эгепия слышалось что-то знакомое.

– Ты понял?

– Пока не очень, – честно сознался Иван. – Но… Для взрослых – это куда ни шло. Был молод – и тотчас от тридцатилетнего, скажем, стал сорокалетним… – Заметил, что для фиманца его исчисление возраста годами так же бессодержательно, как для него эгепиями и эониями, пояснил: – Сразу стал старше.

– Да, правильно.

– С этим разобрались. А дети? Не может ребёнок от такого, – показал Иван ладонью от земли до уровня своего колена, – стать таким, как ты или я. Это же против всех законов… таких, например…

– Ты здесь видел детей? – страшно удивился Джордан. – Где?

– Я?.. Нет, не видел. Я же здесь в первый раз… Здесь у вас нет детей? Тогда откуда же люди?

Иван крутнулся на месте, огляделся. На площади людей было не густо, но среди них можно было увидеть молодых и старых, женщин и мужчин. Но ни одного ребёнка или подростка. Одни взрослые.

Пожалуй, это открытие его поразило больше всего из того, что ему удалось уже узнать после рассказов Учителей о Кап-Тартаре.

Джордан явно позабавился от растерянности КЕРГИШЕТА.

–

Не пугайся ты так, – сказал он покровительственно. – Дети есть. Как без детей? Но они там, в мерцающем кольце… Подрастут, выйдут сюда, вступят в эонию… Ну что ты ко мне пристал с детьми? У меня их нет, а до чужих – мне и подавно дела нет. Давай лучше подготовимся к входу в поле ходьбы.

– Надо готовиться?

– А то, как же? – важно заявил фиманец. – Это Кап-Тартар!

Он вновь обретал уверенность в себе.

Цвета времени

Джордан зорко, капитаном на мостике большого океанского корабля, окинул взглядом площадь.

– Ага! – наконец произнёс он удовлетворённо. – Доступность в поле ходьбы сегодня обеспечена.

– Что значит обеспечена? Вход в поле ходьбы всегда обеспечен. Открыт…

– Это он у вас обеспечен и открыт, а у нас не всегда, – менторским тоном пояснил местный ходок и с превосходством посмотрел на Ивана, говоря всем видом, что тот не выступал бы со своим мнением, а слушал бы его, знающего.

Но Иван не хотел с ним соглашаться.

– Но я ведь вошёл в Кап-Тартар из поля ходьбы уже на этой стороне барьера. Ты его, похоже, временным тромбом зовёшь?

– Ох уж эти… – вздохнул Джордан. – Так почему же вы здесь появляетесь в одно и то же время, правда, с постоянным сдвигом, и в одном и том же месте? А?

– Я тоже заметил.

– Заметил, а говоришь… Не знаю я всего, но, пройдя временной тромб, ты попадаешь не в поле ходьбы временного канала, а в какое-то промежуточное не то время, не то пространство. Из него можно попасть к нам. Вернее, не к нам, а на окраину Фимана. Там, ваши говорят, парк?

– Парк. Но как тогда войти в… Н-да… В ваше поле ходьбы?

– Я называю это не полем ходьбы, как вы все, а местом ходьбы.

– Хорошо. Пусть будет место. Так что?

– Сейчас нам повезло. Сегодня надо входить вон там, – он указал рукой, но для Ивана его жест ни о чём не говорил, а лишь определил направление, на котором могла находиться точка зоха.

– А не проще здесь? – попытался он всё-таки возразить.

– Нет, – резко отозвался Джордан.

– Почему?

Фиманец насупился, стал что-то бурчать.

– Точнее!

– Я и говорю…

Объяснения Джордана о выборе этой точки так и не убедили Ивана. Но спорить он не стал, решив довериться опыту местного ходока. Тем не менее, спросил:

– Ты что-то там видишь особенное, если считаешь это входом в поле… место ходьбы?

– А ты разве нет? Присмотрись. Видишь тень? Ползёт…

«День солнечный, светило двигалось по небосводу, от того и тени должны передвигаться. Так заведено испокон. Так почему Джордан сказал о ползущей тени как об особенности?»