Ходячие мертвецы. Падение Губернатора
Шрифт:
Маленькая тварь, которая когда-то была девочкой, резко развернулась к нему лицом, дернув цепь, прикованную к надетому на нее железному ошейнику, и утробно захрипела, обнажив гнилые зубы. Лицо ее – некогда личико милого голубоглазого ангелочка – было мертвенного синевато-серого цвета. Пустые глаза напоминали молочно-белые камешки.
Вся радость тут же испарилась из Филипа Блейка, как только он опустился на пол и, скрестив ноги, сел на ковер рядом с девочкой, но вне зоны ее досягаемости. «Она меня не узнает». Мысли прыгали в его голове, то и дело возвращаясь к темной, мрачной отправной точке: «Черт возьми, почему
Филип Блейк верил, что мертвецов можно было обучить, что они все еще имели доступ к дремлющим воспоминаниям о прошлом. У него не было научных доказательств этой теории, но ему приходилось верить в нее, другого выбора не оставалось.
– Все в порядке, Пенни, это папа. – Он протянул руку, словно девочка могла пожать ее. – Дай мне руку, милая. Помнишь? Помнишь, как мы долго гуляли за ручку вдоль озера Райс?
Она бросилась к его кисти и попыталась подтянуть ее ко рту, щелкая маленькими и острыми, как у пираньи, зубами.
Филип отдернул руку.
– Пенни, нет!
Он снова попробовал мягко взять ее за руку, но она лишь еще раз попыталась укусить его.
– Пенни, прекрати! – Филип едва сдерживал гнев. – Не делай этого. Это я… Твой папочка… Ты не узнаешь меня?
Девочка потянулась к его руке. Ее почерневшие, полуразложившиеся челюсти хватали воздух, а яростное, смрадное дыхание прерывалось едва слышными хрипами.
Филип отпрянул. Поднявшись на ноги, он провел руками по волосам. От отвращения его подташнивало.
– Постарайся вспомнить, дорогая, – молил он, чувствуя, как сдавило горло. Голос его дрожал, в нем слышались слезы. – Ты ведь можешь. Я знаю, что можешь. Постарайся вспомнить меня.
Девочка дергалась на цепи, инстинктивно клацая челюстями. Она мотала мертвой головой, но в ее безжизненных глазах не отражалось ничего, кроме голода и, возможно, какой-то растерянности – растерянности лунатика, который столкнулся с чем-то неизвестным.
– Проклятая девчонка, ты же меня знаешь! – Филип сжал кулаки, возвышаясь над ребенком. – Смотри на меня! Я твой отец! Ты что, не видишь? Я твой папа, черт тебя дери! Посмотри на меня!!!
Мертвая девочка зарычала. Филип взвыл от злости и автоматически поднял руку, чтобы отвесить ребенку пощечину, но вдруг услышал стук, который вернул его к действительности. Моргнув, он замер, так и не опустив руку.
Кто-то стучался в заднюю дверь. Филип оглянулся. Звук шел из кухни, откуда на ветхую лестницу, спускавшуюся в узкий переулок, выходила запасная дверь квартиры.
Вздохнув, Филип опустил руки и унял свою ярость. Отвернувшись от девочки, он несколько раз медленно, глубоко вдохнул, пересекая гостиную. Подойдя к задней двери, он распахнул ее.
В сумраке стоял Гейб, державший в руках картонную коробку, покрытую влажными маслянистыми пятнами.
– Привет, шеф. Тут все, что вы распорядились при…
Ничего не говоря, Филип схватил коробку и зашел обратно в квартиру.
Гейб остался в темноте, раздосадованный грубым приемом, и вскоре дверь захлопнулась прямо у него перед носом.
Той ночью Лилли долго не могла заснуть. Одетая в отсыревшую футболку Технологического института Джорджии и трусики, она лежала на голом матрасе дивана и пыталась найти удобную позицию, рассматривая трещины на оштукатуренном потолке убогой квартирки на первом этаже
Напряжение в задней части ее шеи, пояснице и суставах пронзало все ее тело подобно электрическому разряду. Так, наверное, и проходит электрошоковая терапия. Один из ее психотерапевтов предложил использовать электрошок для лечения обнаруженного у нее тревожного невроза. Она отказалась. Но ей всегда было интересно, могло ли это лечение ей помочь.
Теперь уже не было никаких психотерапевтов, все кушетки в их кабинетах оказались перевернуты, офисные здания потрепались и обрушились, в аптеках не осталось лекарств – всю сферу психотерапии постигла судьба центров красоты и здоровья и аквапарков. Теперь Лилли Коул была сама по себе, наедине с изматывающей бессонницей и преследующими ее мыслями и воспоминаниями о покойном Джоше Ли Хэмилтоне.
В основном Лилли думала о том, что чуть раньше в пьяном ступоре прошептал ей Боб Стуки, валявшийся на тротуаре. Лилли пришлось наклониться, чтобы расслышать его слабые хрипы, вымученные слова, которые одно за другим с огромным трудом вырывались наружу.
«Надо сказать ей, что он сказал, – пробормотал Боб ей на ухо. – Перед тем как умер… он сказал мне… Джош сказал мне… что именно Лилли… Лилли Коул… только ее… только ее он и любил в своей жизни».
Лилли никогда не верилось в это. Никогда. Ни в то время. Ни тогда, когда здоровяк Джош Хэмилтон был жив. И даже ни тогда, когда его хладнокровно убил один из негодяев Вудбери. Неужели каменная стена окружила сердце Лилли из-за чувства вины? Или из-за того, что она позволила Джошу любить ее, используя его в основном для защиты?
Или из-за того, что Лилли и сама себя не любила достаточно, чтобы любить еще кого-то?
Услышав те слова из уст забывшегося в пьяном бреду алкоголика, лежавшего на тротуаре, Лилли похолодела от ужаса. Она попятилась от Боба, словно он излучал радиацию, и бросилась назад в свою квартиру, заперев изнутри все двери.
Теперь она лежала в вечной темноте пустынной комнаты, съедаемая беспокойством и тревогой, и мечтала о таблетках, которые когда-то глотала, как конфеты. Она готова была отдать свой левый яичник за дозу «Валиума», «Ксанакса» или какого-нибудь «Амбиена»… Боже, да подошла бы даже выпивка из тех, что покрепче. Она еще некоторое время поглазела в потолок, и наконец ей в голову пришла идея.
Спрыгнув с кровати, она пошарила в ящике с иссякающими припасами. Рядом с двумя жестянками с ветчиной, куском мыла «Айвори» и наполовину использованным рулоном туалетной бумаги – туалетная бумага в Вудбери теперь была в цене и торговалась так, как некогда торговалось слитковое золото на Нью-Йоркской фондовой бирже, – она нашла почти пустой пузырек с «Найквилом» [4] .
Проглотив оставшиеся таблетки, она вернулась в постель, потерла глаза, несколько раз неглубоко вздохнула и попыталась выбросить все из головы, вслушиваясь в тягучее гудение генераторов на другой стороне улицы, всепроникающий и равномерный шум которых ритмом отдавался в ушах девушки.
4
Лекарственное средство от простуды, содержащее седативные компоненты и рекомендуемое к приему перед сном.