Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности
Шрифт:
Хороший адвокат мог бы вытащить его из этого. Сэм Клэй мог бы присягнуть, что это неправда. Он мог бы утверждать, что поведение Би спровоцировало его на беспочвенную похвальбу. Может, он и сумел бы выкрутиться, а может, и нет. Только скополамин дал бы определенность, но суд не может применять его насильно.
И все-таки это не было решением. Это не выход. Его убедило в этом тошнотворное чувство придавленности, сменившее недавнее облегчение. Он пережил чудесную минуту, когда открыл Би правду, но потом все вновь испортилось.
В это мгновение он испытал то, к чему стремился с самого начала. Он не знал, что это было и почему он этого желал, но узнал это
Безнадежность, бессилие… неужели только этим ограничатся все его достижения? Тогда он проиграл, несмотря ни на что. Проиграл, хотя сам не понимал причины этого. Убийство Вандермана ничего не решило. Он так и не добился успеха, так и остался растяпой, мягким, бессильным червяком. Би заполучит над ним власть, начнет вовсю пользоваться ею и в конце концов заставит его…
— В чем дело, Сэм? — заботливо спросила Би.
— Считаешь меня ничтожеством? — бросил он. — Да, ты никогда не поверишь, что дело обстоит иначе. Думаешь, что я только случайно мог убить Эндрю Вандермана? Ты никогда не поверишь, что я смог взбунтоваться…
— О чем ты? — спросила она, когда он умолк.
В его голосе теперь звучало удивление.
— Все это просто обман и мошенничество. Я все время лгал. Я боялся Ока и потому надел ему темные очки. Но… это не был бунт. Поэтому… если я действительно хочу доказать…
Он поднялся, и Би уставилась на него недоверчивым, удивленным взглядом.
— Сэм! Что ты делаешь? — голос ее задрожал.
— Кое-что кое-кому доказываю, — ответил Сэм, криво улыбаясь. Потом взглянул на потолок. — Смотри хорошенько, — сказал он Оку и графином раскроил голову Би.
Генри Каттнер
Двурукая машина
Еще со времен Ореста находились люди, которых преследовали фурии [65] . Однако только в двадцать втором веке человечество обзавелось настоящими стальными «фуриями». Оно к этому времени достигло критической точки в своем развитии и имело все основания для создания таких человекоподобных роботов — они, как собаки, шли по следу тех, кто совершил убийство. Преступление это считалось самым тяжким.
65
Фурии — в римской мифологии богини мести и угрызений совести, наказывающие человека за совершенные грехи. Они отождествляются с эриниями в греческой мифологии. Героя греческой мифологии Ореста эринии преследуют за убийство матери.
Все происходило очень просто. Убийца, полагавший, что находится в полной безопасности, вдруг слышал за собой чьи-то размеренные шаги. Обернувшись, он видел следовавшего за ним по пятам двурукого робота — человекоподобного существа из стали, которое в отличие от живого человека было абсолютно неподкупным. С этой минуты убийце становилось ясно, что всемогущий электронный мозг, наделенный способностью проникать в чужие мысли, какой не обладало ни одно человеческое существо, вынес свой приговор.
Отныне убийца постоянно слышал шаги за спиной. Словно некая движущаяся тюрьма с невидимой решеткой отгораживала его теперь от всего остального мира. С этой минуты он сознавал, что уже ни на миг не останется в одиночестве. И однажды наступит день — хотя сам он не мог предугадать, когда именно, — и робот из тюремщика превратится в палача.
В ресторане Дэннер удобно откинулся в кресле, словно отлитом по форме человеческого
Правда, для того чтобы получить их, ему пришлось пойти на убийство. Но чувство вины ничуть не тревожило его: не пойман — не вор. А ему, Дэннеру, гарантирована полнейшая безнаказанность, какой не обладал еще ни один человек. Он прекрасно знал, какая кара ожидает убийцу. И если бы Гарц не убедил его в абсолютной безопасности, Дэннер никогда бы не решился нажать на спусковой крючок…
Какое-то старое, давно забытое словечко на мгновение всплыло в памяти: грех… Но оно ничего не пробудило в его душе. Когда-то это слово странным образом было связано с чувством вины. Когда-то давно, но не сейчас. Человечество с тех пор далеко ушло в своем развитии. Понятие греха превратилось в бессмыслицу.
Он постарался не думать об этом и приступил к салату из сердцевины пальмы. Салат ему не понравился. Ну что ж, случается и такое. В мире нет ничего совершенного. Он отхлебнул еще вина. Ему нравилось, что бокал, словно живой, слегка подрагивает в руке. Вино превосходное. Дэннер подумал, не заказать ли еще, но потом решил, что не стоит. На сегодня, пожалуй, хватит. Ведь впереди его ждет множество разнообразных наслаждений. Ради этого стоило многое поставить на карту. Никогда раньше ему такого случая не представлялось.
Дэннер был из числа тех, кто родился не в свой век. Он прожил на свете уже достаточно много, чтобы помнить последние дни утопии, но был еще настолько молод, чтобы не ощущать в полной мере пресса новой политики, которую компьютеры ввели для своих творцов. В далекие годы его юности роскошь была доступна всем. Он хорошо помнил времена, когда был подростком: последние из эскапистских [66] машин тогда еще выдавали сверкающие радужными красками, утопичные, завораживающие картины, которые никогда не существовали в реальности и вряд ли могли существовать. А потом жесткая политика экономии положила конец всем удовольствиям. Теперь каждый имел лишь самое необходимое. И все обязаны были работать. А Дэннер ненавидел работу всеми фибрами души.
66
От английского escape — бежать, спастись. Эскапизм — стремление уйти от действительности в мир иллюзий.
Когда произошел этот перелом, он был еще слишком молод и неопытен для того, чтобы выйти победителем в конкурентной борьбе. Богатыми могли себя считать сегодня лишь те, кто сумел прибрать к рукам предметы роскоши, которые еще производили машины. На долю же Дэннера остались только яркие воспоминания да тоскливая злоба обманутого человека. Единственное, что ему хотелось, — это вернуть былые счастливые дни, и ему было абсолютно наплевать на то, каким путем он этого достигнет.
И вот теперь он своего добился. Он провел пальцем по краю бокала, почти ощущая, как тот отозвался на это прикосновение едва слышным звоном. «Хрусталь?» — подумал Дэннер. Он был слишком мало знаком с предметами роскоши и плохо во всем этом разбирался. Но он научится. Всю оставшуюся жизнь ему предстоит этому учиться и вкусить наконец счастье.