Хоккей с мечом (сборник)
Шрифт:
– В чем дело? Объясни толком!
– Слушай, я действительно чертовски устал.
Герти машет ладонью:
– Ладно, проходи!
Внутри я знакомлюсь с тремя Гертиными (соответственно, и моими, хотя до этого я про них знал только из писем) родственниками. Пьют чай в гостиной.
Миловидная барышня с немыслимой прической – малиновыми и синими прядями – и татуировкой на открытых плечах.
Рыжий, коротко подстриженный парень в черном тренировочном свитере – такие называют «оливками», от «Оливусских Спортивных
И еще один домочадец, про которого Герти говорит:
– Вот оно, чудо наше!
Чудо уныло ковыряет ложкой тарелку манной каши. На нем матросский костюмчик, белые гольфы и салфетка-слюнявчик. Малиновые щеки перепачканы кашей, но дальше этого дело не продвигается. Рыжий парень и девица в татуировках увещевают Чудо съесть еще хотя бы ложечку.
– Аймиай Коапэ! – рекомендуется Чудо, при виде меня с радостью бросая ложку и маша обеими ручками.
– Адмирал Корпс! – ржет рыжий парень. – А ложку-то чё бросил? Давай наворачивай, гроза джаферов!
– Хватит забивать ребенку голову всякой ерундой! – меланхолично бросает малиново-синяя барышня.
– Ничё, пусть впитывает с малых лет – боец растет, не девчонка.
Герти устало закатывает глаза, вооружившись салфеткой, вытирает контр-адмиралу фон Корпсу, покорителю Циприка и Каяррата, перепачканные кашей щеки, попутно представляя мне присутствующих.
– Брат и сестра Стояна. Я тебе писала о них, помнишь?
– Кефир, – представляется рыжий, по-прежнему скалясь. – Так меня зовут.
– Полина, – скользнув по мне заранее равнодушным взглядом, сообщает девица.
Интерес ее прикован к измазанному кашей контр-адмиралу.
Сажусь пить чай с новоиспеченными родственниками.
Вскоре в прихожей появляется и муж Герти. Отложив трость и портфель, снимает шляпу, устало распускает галстук. Стоян – один из бесчисленной армии клерков и чиновников младшего звена, составляющих прочный фундамент некрократии.
После ознакомительно-приветственного ритуала, Стоян отводит меня в кухню, где вручает пачку красных купюр и в паре слов обрисовывает текущую ситуацию. Они с Гертрудой, мол, гостей сегодня совсем не ждали, кое-какие планы были. Уже заказаны два билета в «Тристар Пандемониум», и домработнице заплачено, чтоб с «адмиралом фон Корпсом» посидела. Не буду ли я так любезен и не соглашусь ли провести вечер с Кефиром? Он хороший парень, покажет где, что и как.
Одна только поправка Стояна, в самом конце брифинга, меня насторожила – по поводу того, чтобы я «денег этому хренатору в руки не давал».
Я решил списать это на усталость мужа моей сестренки. Весь день с бумажками возиться в конторе, под приглядом черномундирных некрократов, – веселого мало, небось нервы закипают под вечер.
– А чё, правда, что у вас там лосиная кавалерия всё еще в ходу, в Питбурге вашем? – смеется Кефир. – Вместо самоходок или дирижаблей, как у нас?
–
– Ну-ну, – бурчит Кефир, не слушая. – На лосях, значит, гоняете!
Мы топаем по тротуару Цветочной улицы. Мимо, пыхтя и выпуская клубы пара, проезжают механисты. Семенят, шелестя подолами, дамы под зонтиками. Проходят, постукивая тростями и чинно приподнимая котелки и цилиндры при встрече с дамами, вежливые господа.
Поверх черной «оливки» на Кефире – светлое пальто от «А. Милна», на затылке шляпа – немного помятая, но в целом он не особо выделяется из толпы.
– Дресс-код строгий! – ухмыляется Кефир. – На кежуале лазаем с парнями, врубаешься?
Я не сказать чтоб врубаюсь.
Мой наряд, если верить Кефиру, прямо-таки кричит: мол, я мальчик-одуванчик, тихий и приличный, меня вот только что выгнали из Питбурского универа, и теперь я ищу столичных приключений.
Пробегает мимо мальчишка-газетчик, проезжают самоходные экипажи и двухэтажные рейсовые омнибусы. Мы доходим до конца улицы, и тут Кефир останавливается.
– Ну, вот что, сынок! – говорит он, хотя мы ровесники. – Рад был с тобой поболтать и всякое такое, но тут наши пути расходятся.
– Но твой брат сказал…
– Да забей, что сказал тебе этот зануда! Отдыхай, знакомься с городом, а у меня тут есть кое-какие дела еще.
Далее происходит заминка, потому что Кефиру явно нужные «красненькие», которые выдал его братец. Неожиданно для самого себя я принимаюсь с ним спорить. Тон у него, надо сказать, довольно агрессивный. В какой-то момент он срывается, хватает меня за шкирку и говорит:
– Чувак, да ты, похоже, не въезжаешь: у меня сегодня гребаный хедбол! Я тороплюсь! Ну, живо давай сюда гребаные филки!
К нам подходит, поигрывая дубинкой, плечистый полицейский.
– У тебя с ним какие-то проблемы, паренек? – адресуется он ко мне, дубинкой оттирая на сторону примолкшего Кефира.
– Никаких проблем, офицер, – говорю я. – Это мой кузен. Так, поспорили слегка…
Полицейский щурится, внимательно смотрит на меня, потом на Кефира. Пробурчав себе под нос что-то про «долбаную молодежь», отчаливает.
Кефир, хмыкнув, качает головой:
– Ну что мне с тобой делать, а? Ты, похоже, упертый парень, прям как мой брательник.
– Между прочим, всегда мечтал посмотреть на этот хедбол.
Кефир скалит белые зубы:
– У вас там, в Корюле, хоть в курсе, как играют в него?
Надоело объяснять ему, что я из Яра. Вздохнув, пожимаю плечами:
– Шесть на шесть, двое ворот… Всякие препятствия. Руками играть нельзя, надо донести до ворот, ну то есть допинать… резиновый шар, вроде того?