Хоккейные истории и откровения Семёныча
Шрифт:
Да, школа… А кто стоял у ее истоков? С горечью в голосе напомнил мне Забродский о хоккейных личностях Чехословакии, закладывавших основы той школы. Тех, кто трагически погиб в авиакатастрофе над Ла — Маншем.
— Авторитарной системе, — вздохнул Забродский, — особенно свойственна высокая степень бюрократизации. Сборная наша летела на матчи в Лондон через Париж, где сыграла игру со столичным «Рэсингом» — в те годы французы уже играли, и прилично, в хоккей. И вот у группы наших хоккеистов возникли проблемы с английскими визами, что–то недоглядели в Праге чиновники, те, кому надлежало заниматься этими вопросами. В результате сборная улетела, а шестеро игроков остались дожидаться виз, а потом были вынуждены
Между прочим, — заметил Забродский, — что касается игры на Олимпиаде в Санкт — Морице против канадцев, то мы должны были выиграть ее, но нас подвела тактика. А точнее — тренер Бокна. Он по рождению был словаком, потом жил в Канаде. И установку на игру дал такую — уделять главное внимание обороне. Я же считал, что это неверная тактика, и по ходу игры, а уж тем более по ее окончании, так прямо и сказал Бокне. Потом мое мнение в заметках о том матче поддержали журналисты, и Бокна ушел с поста старшего тренера сборной. Вот такова правда.
А я в этот момент, глядя на убеленного сединами, но по–прежнему стройного и подтянутого ветерана, подумал о том, что существуют в жизни какие–то роковые, не поддающиеся никакой логике совпадения. Ведь и советский хоккей в период становления понес тяжелейшую потерю, когда 5 января 1950 года в авиакатастрофе под Свердловском разбилась команда ВВС, в которой играли выдающиеся мастера, зачинатели советского хоккея с шайбой. Случай уберег от гибели Боброва. И подобно чехословацкому советский хоккей тоже «не споткнулся» из–за этой трагедии, не затормозил в своем развитии, а уверенно двигался вперед, к победе 1954 года в Стокгольме.
— А вы или Бобров смогли бы в те годы сыграть в НХЛ?
— Да, думаю, что смогли бы. Вспомним первую серию матчей СССР–Канада в 1972 году. Советские хоккеисты были лучше канадцев в катании, в технике игры. Это ведь их огромная заслуга в том, что НХЛ шире открыла двери для европейцев, за океаном после той серии поняли, что без Европы их хоккей будет пресноват и не сможет развиваться.
— Но ведь говорят, что прежде хоккейный мир был биполярен — существовали НХЛ и Европа со своим стилем, лучшим выразителем которого была сильнейшая сборная СССР. И в конкуренции, соперничестве этих двух школ совершенствовался сам хоккей. Теперь же хоккейный мир однополярен…
— Не думаю, что это так, — качнул головой Забродский. — По–прежнему в Европе имеется своя школа, более того, в России, Чехии, Швеции, Финляндии исповедуются разные игровые манеры, а хоккеисты из этих стран играют главные роли в клубах НХЛ. Вот уже и европейские тренеры стали потихоньку пробиваться на тренерские посты в Лиге. Например, чех Иван Глинка. Думаю, этот процесс будет продолжаться, хоккейный мир все более интернационализируется.
— Вернемся, однако, к истокам нашей беседы. Что вам запомнилось прежде всего в играх в Москве в феврале 1948 года?
— Гостеприимство, высокий класс хозяев льда и их спортивный дух. Они, конечно, хотели побеждать, но только за счет честного соперничества, — уверенно констатировал Забродский. — И так было всегда. Позже, после тех февральских матчей, в одной из игр Трегубов так применил против меня силовой прием, что я до сих пор ощущаю его последствия, — потер Забродский левый бок. — Ребро. Но
С Урала в Воскресенск
В 1949 году после отъезда Зальцмана из Челябинска в Ленинград команда футбольная стала сдавать.
Мне же семью кормить надо было. Да и вообще футболом сердце жило. И приехал я назад, в столицу. Опять в «Локомотиве» мяч укрощал, два сезона. Потом оказался в Электростали. Там тоже играл в футбол, но и к хоккею стал приобщаться.
И тут Владимир Александрович Стопани, он меня знал — предложил мне поехать в Воскресенск. А дело все в том, что Стопани был председателем областного совета ДСО «Химик». Воскресенск своим химкомбинатом славен был. Других предложений на тот момент не имелось и выбора, как говорится, не было тоже. Да и возраст уже был у меня по тем временам критический.
Никогда не забуду, как на станции Воскресенской сошел. Деревня, домишки покосившиеся, грязища непролазная. Только трубы комбината чадят. Уныние какое–то. Никакого оптимизма пейзаж в сердце не привносил. Со мной вместе поехал Костиков, вратарь московского «Спартака». Он в тот же день укатил обратно в Москву. А я остался. Что–то меня в той, беспросветной, казалось бы, атмосфере, зацепило. Что–то душу тронуло. И директор комбината мне по душе пришелся. Николай Иванович Докторов. Высокой нравственности и государственного ума человек был. Я к нему, скажу честно, в кабинет свободно входил и не помню, чтобы он хоть раз голос повысил. Он мне говорил так, напирая на «о»: «Микола, человек после себя должен что–то оставлять». Он–то после себя много чего оставил в Воскресенске. «Микола, — откровенничал он со мной. — Я здесь на выговорах весь город построил». — «Как так, Николай Иванович?!» — «Да вот так, понимаешь. Я строю дом, мне выговор выносят, ведь решения на этот счет не было. Дом выстроил, работяги живут, довольны. Выговор сняли. Вот так и идет жизнь».
Стал я играть в тамошней команде в футбол правого полузащитника. И был посильнее классом своих товарищей по клубу. Выступали мы за первенство Московской области, и футбол областной приличного уровня был. Добротный. В Калуге, Перове, Электростали, Орехово — Зуеве. Команда из Орехово — Зуева даже в финал Кубка СССР однажды пробилась, проиграла донецкому «Шахтеру». Эдуард Стрельцов родом из Перова, Эдуард Малофеев — из Коломны. Народ на стадионы ходил, трибуны битком забиты были.
В Воскресенске футбольная команда тоже хорошая была. Пригласил я из Москвы К. Будылкина, Н. Родина, В. Квасникова, А. Афанасьева, свои местные неплохо играли — А. Маскаев, А. Гребнев, В. Колосов, В. Князев, В. Соловьев, С. Наумов, Ю. Журавлев, Н. Карпов, Г. Андерс.
Но вот выходило так: народу битком, а стадион старенький, трибуны ветхие. Барак неподалеку, мы там переодевались. Директор комбината на футбол с женой ходил, большой был любитель. Народ–то в большинстве норовил бесплатно просочиться, чего уж там греха таить. Какой там такой забор. А с другой–то стороны, на билетах деньги надо было зарабатывать. Как–то, помню, шел Докторов на футбол, а вокруг — целая ватага болельщиков. Идут, дискутируют. И вот Докторов подходит к кассе и покупает билеты. Его «собеседникам» тоже волей–неволей пришлось билеты купить. Я ему говорю: «Надо что–то делать, Николай Иванович, борьбу с безбилетниками вести. У вас на комбинате ведь собаки в охране есть?» — «Ну, есть, конечно. Только куда это ты клонишь?» — «Так давайте перед играми собак что ли вдоль забора с охранниками пускать». Докторов в ответ: «Давай, Никола, только знаешь, нас с тобой после этого посодют ведь, а?!» И смеется.