Холера
Шрифт:
Однако Ланцетта быстро восстановила в глазах Холеры репутацию своего ковена, взяв ярость под контроль. Когда она заговорила вновь, голос у нее был холодным и спокойным.
— Нет, я прятала его не там. Эти сучьи выблядки почти ничего не понимают о том, как устроена наша жизнь, но то, как устроено наше тело, они уже хорошо изучили.
«Они», мгновенно отметила Холера, ощутив липкий холодок вдоль хребта. Ланцетта сказала не «он» — «они». Значит ли это, что у господина Высохшие Яйца были подельники, маркиз Сухой Хер, мессир Череп-Погремушка и барон Сухостой фон Ябывыебалсвоюмамку? Кто они, такие же старикашки-скелеты, как он сам?
Нет, тут же подумала она, одернув себя. Возможно, они занимаются чем-то еще более мерзким. И так уж вышло, что тебе, бедная крошка, в самом скором времени кажется придется очень хорошо это узнать.
Мысль была дрянная и зловонная, как содержимое ночного горшка, выплеснутое из окна верхнего этажа на голову посреди улицы. Но она, по крайней мере, позволила Холере сдержать язык, беснующийся за сжатыми зубами подобно злобной ядовитой кобре.
— Значит, они не нашли твой нож?
В полумраке усмешка Ланцетты была хорошо различима.
— Они нашли мой нож. Они нашли три моих ножа. Но четвертый как будто остался при мне. Он в правом ботинке. Итак, ты…
— Уже ползу, — заверила ее Холера, перекатываясь на бок, — Ползу изо всех сил.
И была вознаграждена сухим смешком.
— Так, точно провела ночь в компании пяти жеребцов?
— И с похотливым конюхом в придачу.
Это оказалось чертовски непростым упражнением, требующим не только хорошей координации, но и немалой выносливости. Отчасти даже возбуждающим, если отстраниться от обстоятельств. Холера решила запомнить его на всякий случай, чтоб как-нибудь повторить, но в других декорациях и с другими участниками. Уж по крайней мере это будет не земляная нора…
Она перекатывалась, лягалась, отталкивалась от земли коленями и со стороны должна была выглядеть так, словно исполняет какой-то безумный змеиный танец. Но если это и выглядело забавным, то Ланцетта сохранила достаточно здравомыслия, чтобы не смеяться.
— Где?
— Правый ботинок.
Холера и так это помнила, просто не могла собраться с духом, чтоб прикоснуться к ней. Даже лежащая в неподвижности, Ланцетта казалась опасной, как связанный волк, терпеливо ждущий, когда ослабнет веревка. И уж тогда…
У нее будет нож, подумала Холера, мрачно рассматривая чужие ботинки, стоптанные не меньше ее собственных. Нож — и еще достаточно много времени, чтоб поразвлечься, прежде чем заявится старик.
И все же, как ни пугала ее Ланцетта, Холера не могла не воспользоваться возможностью, чтоб получше рассмотреть ее вблизи, пусть и украдкой. Она не любила себе в этом признаваться, но многие опасные вещи по какой-то причине притягивали ее. Созданный с нарушением правил Пассаукунст, способный вывернуть своего владельца наизнанку. Заточенные в драгоценные камни неуправляемые демоны, с радостью сделающие дамское рукоделие из всякого, кто не понимает намеков. Проклятые гримуары из библиотеки господина Швайбрайста, хранящие скверну дьявол знает каких веков… И вот теперь — связанная волчица, которая жаждала полакомиться ее, Холеры, потрохами.
От связанной Ланцетты пахло не духами и не пряностями, как от некоторых ведьм из благородных ковенов. От нее несло тяжелым духом, напомнившим Холере не то застоявшийся воздух подпольных
Холера не собиралась разглядывать беспомощного врага, но ей надо было унять дыхание после напряженных физических упражнений. А может, просто не хватало решимости прикоснуться к молчащей, напряженно дышащей волчице.
Вблизи Ланцетта уже не казалась такой грозной, как на улице. Может, как раз потому, что была связана и беспомощна. А может потому, что лишилась своего серого, отороченного волчьим мехом, плаща, мгновенно сделавшись похожей на сотни прочих ведьм из Брокка. Мужского кроя закрытый дублет без шитья и позументов, грязный шейный платок, заменяющий воротник, трещащие на бедрах бриджи… Скорее, потрепанная жизнью дворняга, что обзавелась крепкими зубами, подумала Холера, чем благородный хищник.
Украшений мало, а те, что есть, совершенно по-варварски безвкусны. Перепачканным землей и сажей палевым волосам кто-то пытался придать подобие прически, но, кажется, обладал не большим навыком в этом искусстве, чем палач в умении управляться с арфой. Не исключено, сама же Ланцетта пыталась обкорнать себя ножом, используя в качестве зеркала таз с водой…
И все равно Холера не могла собраться с духом, чтоб прикоснуться к ней. Даже в столь беспомощном и жалком состоянии Ланцетта оставалась волком, и что-то внутри Холеры безошибочно ощущало этот тяжелый и тревожный волчий дух, как домашняя собачонка чует эманации волчьей мочи на коре дерева.
А она статная, отметила Холера, пытаясь побороть эту неловкость. Сразу видно бугрящиеся на предплечьях мышцы, и это явно не сладкое мясо, налипшее за годы беззаботной жизни в Брокке. Челюсть тяжелая и острая, похожая на край осадного щита, о такую челюсть можно, пожалуй, расшибить копейное древко…
Нет, этой сучке не стать образцом изящности, даже если разодеть ее в шелка и бархат, затянуть в корсет, смыть въевшуюся грязь и сажу, расчесать… Мысль Холеры на миг запнулась, как лошадь перед глубоким ручьем. Мимолетный осмотр дал ей неожиданную находку, на которую она сперва не обратила внимания. Дублет ведьмы из «Вольфсангеля» во многих местах, особенно на локтях, оказался густо перепачкан. Не городской пылью и не яблочным соком, как ее собственная одёжка. Обычной угольной сажей. И одно это многое объясняло о появлении Ланцетты тут.
Печная труба. Она воспользовалась печной трубой, как вульфен из старого спектакля, который проник в замок барона Нифнифса, прежде чем охранный демон сварил его заживо в котле.
— Правый. Блядь. Ботинок. Если вздумаешь прикоснуться ко мне в каком-нибудь другом месте, я вздую тебя так, что не сможешь даже ползать.
Произнесено было негромко, но внушительно. Холера ощутила предательскую теплоту в щеках — это ее кровь прилила к лицу.
— На твоем месте я бы только надеялась на это, — огрызнулась она, — От тебя несет вонючей псиной. А уж блох столько, что страшно прикасаться.