Хольмградская история 3
Шрифт:
Хорошо, что званые обеды не начинаются раньше шести-семи вечера. И праздничный пир у посадника не был исключением. Это дало мне возможность, с утра, захватив с собой ворчащего полковника, наведаться на верфи.
Здесь, нас уже ждали. Управляющий, на пару с главным инженером, представляли собой колоритнейшую пару в лучших традициях комического. Толстый и тонкий, Тарапунька и Штепсель... называйте, как хотите, не ошибетесь. Кругленький, шустрый управляющий Наум Осипович Ротман, которому, кажется, жарко было даже на тридцатиградусном морозе и длинный, словно версту проглотил, сухопарый, с шикарными вислыми усами, главный инженер Тит Киевич Брагин. Оба одеты в одинаковые черные костюмы, разве что
Поздоровавшись, управляющий тут же потащил нас на экскурсию, все время которой не уставал плакаться на трудности и дурных поставщиков, с их негодными материалами, и все это под угрюмое молчание инженера. Наконец, осмотр был завершен, и мы оказались в управлении, небольшом, изрядно облупившемся здании, кажется, на века провонявшем чернилами, бумажной пылью... и модельным клеем.
Здесь, за нас уже взялся Тит Киевич. Долго и нудно, постоянно шмыгая своим огромным носом, он описывал, какие именно дирижабли производят каменградские верфи. И судя по перечисленным названиям, здесь не собрали ни одного корабля серии более поздней, чем четвертая и пятая. Тогда как на вооружение Флота уже принимаются воздушные гиганты седьмой серии, куда более совершенные...
– И какие же модификации вы вкладывали в эти корабли?
– Поинтересовался. На мой взгляд, это было единственным, что могло оправдать выпуск дирижаблей морально устаревших серий.
– Модификации?
– Недоуменно приподнял густые брови Брагин.
– Мы собираем дирижабли идеально! В них незачем вносить модификации...
Я еле удержал невозмутимое выражение лица. До сих пор, подавляющее большинство инженеров, с которыми я встречался, были настоящими энтузиастами своего дела... и такой... чиновничий подход, да еще от главного разработчика верфей, меня попросту обескуражил. Равно, как и присутствующего здесь же Толстоватого. Глянув на побагровевшую от возмущения физиономию полковника, я ментальным щупом толкнул его в бок, и через секунду лицо Толстоватого вернулось к более или менее своеобычной гамме.
– Подождите, вы хотите сказать, что производите здесь морально устаревшие дирижабли ранних серий, без каких-либо модификаций? Зачем?!
– Это хорошие, надежные машины с минимумом ментальных конструктов. И они пользуются определенным спросом.
– Явно почувствовав нашу реакцию, повысил тон Брагин.
– Ясно.
– Мы с полковником переглянулись, после чего выжидающе уставились на управляющего, отчего последний нервно заерзал в своем кресле.
– Итак. Сколько дирижаблей в год, выкупают на ваших верфях?
– Поинтересовался я.
– Ну, мы способны одновременно строить до трех кораблей...
– Начал было Ротман, но был перебит.
– Способности верфей мы уже видели. Я спрашиваю, сколько дирижаблей в год у вас покупают?
– Хм... В этом - один.
– Вздохнул управляющий, но тут же затараторил.
– Но поймите, рынок насыщен, ему не требуется большее количество кораблей, чем имеется на сегодня.
– Вот как?
– Полковник, прищурившись, вытащил из своего портфеля несколько бумаг, нацепил на нос никогда прежде невиданное мною у него пенсне, и принялся зачитывать с листа, не менее нудным голосом, нежели тот, которым вещал главный инженер, закончив следующими словами, - ... транссибирские воздушные линии отчаянно нуждаются в новых, грузоподъемных дирижаблях не меньше, а даже больше, чем в день основания Доброфлота... Это, господа мои, цитата из доклада товарища министра путей сообщения на прошлогоднем открытом заседании Общества Добровольного флота. Цифры, приведенные господином Орбиным, свидетельствуют о том, что купцы готовы везти в три, а то и
– Господа мои, вы уволены. Оба.
– Заключил я.
– За что?!
– Взвился Ротман.
– За небрежение своими обязанностями, за разрушение производства и, наконец, за попытку обмана руководства.
– Поднявшись с кресла, я взял на столе пару листов бумаги и протянул их управляющему и инженеру.
– Но... я человек незлой, а потому позволю вам написать прошение об увольнении.
– А если...
– Начал было говорить Ротман, и сделал жест кистью руки, заставивший меня расхохотаться.
– Наум Осипович, вы слишком долго имели дело с приказчиками! Нет, ну это ж надо додуматься, предлагать взятку владельцу предприятия, в котором накосячил... да еще в присутствии полковника Особой государевой канцелярии.
– Отсмеявшись, пробормотал я.
– Феерическая глупость.
– Со вздохом согласился Толстоватый.
– Но, у господина Ротмана есть оправдание, его ввел в заблуждение мой гражданский костюм. Хотя, это, конечно, не отменяет идиотизма господина управляющего.
– М-да уж. Вент Мирославич, сделайте одолжение, узнайте, каким образом сей господин попал на свою должность.
– Попросил я полковника.
– Непременно, Виталий Родионович. Непременно.
– Кивнул тот и перевел взгляд на стремительно пишущих прошение об увольнении работников верфи. Те так старались, что забрызгали чернилами полстола, и при этом, не менее старательно делали вид, что не слышат нашего короткого диалога. Да уж, дела-а...
Ну да ладно. На должность главного инженера, человек у меня есть, опять же, спасибо Толстоватому. А вот управляющим, до поры, придется поработать самому... Эх, как бы мне не разорваться напополам, от такого напряженного графика. А работы, и с верфью и с училищем, предстоит ой, как немало!
Ротман и Брагин выкатились за ворота, а мы с полковником отправились в здание, которое эти два кадра, во время экскурсии, ненавязчиво обошли. Обитель здешних операторов ментала выглядела еще более непрезентабельно, чем здание управления. Небольшой домик, с маленькими окошками в рассохшихся рамах, скрипучая тяжеленная дверь и всего три комнаты, скорее, даже каморки, в которых нашлось такое же число специалистов. Я бы сказал, "молодых" и не погрешил бы против истины. Все три оператора выглядели так, словно только что сдали выпускные экзамены.
Это было бы грустно и уныло, если бы не одно "но". Сии господа так увлеклись спором о родном им естествознании, что даже не заметили, как мы вошли. Только плечами передернули, когда по самой большой, жарко натопленной комнате, прошелся пронзительно-холодный ветер, пробравшийся вслед за нами, через отворенную дверь.
Минут пять, мы с Толстоватым простояли у входа в комнату, прислушиваясь к спору, а когда нас, наконец, соизволили заметить, дружно перешагнули порог.
– А вы, собственно, по какому делу?
– Поинтересовался у нас один из спорщиков. Мы с полковником переглянулись и довольно кивнули. Здесь, в этом убогом домишке мы нашли то, что хотели бы видеть в управлении. Нет, никто не поставит даже самого замечательного юного гения сразу на высокую должность, но потенциал... То, что с таким жаром обсуждали здесь эти ребята, совсем недавно было всего лишь набором теоретических выкладок, о которые расшибали себе лбы матерые профессора и академики от философии, и то, с какой легкостью, сидящие здесь недавние студенты оперировали зубодробительными схемами, делая их по-настоящему прикладными, говорило об очень неплохих способностях и умении думать. А это, в работе менталистов, совсем не последнее дело.