Холмы Смерти

Говард Роберт Ирвин

Единственным контрастным пятном, нарушавшим нарочитую мрачноватость одеяния, был широкий кушак, на восточный лад повязанный вокруг узкой талии. Из складок переливчатого зеленого шелка, явно дамасского происхождения, недвусмысленно выглядывали рукояти кинжалов и двух тяжелых пистолетов. Этот арсенал давал понять любому глупцу, не внявшему тяжелому взгляду, что от их владельца стоит держаться подальше.

Холлинстер безмолвно рассматривал странного пришельца, не в силах сообразить, что в этом пустынном месте делает столь странно одетый да еще до зубов вооруженный господин. Судя по внешнему

виду, он принадлежал к пуританам, хотя Джек не был в этом до конца уверен.

— Сударь, как вы тут очутились? — начал Джек без обиняков. — Как вышло, что я вас заметил, только когда вы со мной заговорили? И наконец, соизвольте представиться!

— Я попал сюда тем же способом, что и все порядочные люди, юный джентльмен. — Глубокий голос незнакомца был безукоризненно вежлив. — То есть пришел ногами. Что же касается твоего второго вопроса… Когда человек настолько поддался страстям, что начинает всуе упоминать имя Господне, то он не замечает ни друзей — что само по себе стыдно, — ни врагов. А вот это уже может довести его до беды.

— Да кто вы, в конце концов, и откуда?

— Имею честь носить имя Соломон Кейн, сударь. Я — англичанин, родом из Девоншира, хотя теперь и лишен дома… — Высокий мужчина накинул плащ и, небрежно в него запахнувшись, вновь уселся на камень.

Джек наморщил лоб, пытаясь сообразить, что если пуританин и вправду из Девоншира, то где он мог растерять столь характерный девонширский акцент? Судя по выговору, его родиной с равным успехом могли бы быть и южные графства, и северные. Кроме того, юноша был уверен, что ему уже доводилось слышать подобный акцент. Поэтому он спросил:

— Сэр, вам, наверное, довелось немало путешествовать?

— Не могу сказать, что ты ошибаешься, юный джентльмен. Случалось, Провидение направляло мой путь в весьма отдаленные края.

Тут Холлинстера осенило, и он уставился на своего странного собеседника с новым интересом.

— Сударь, а вы случайно не служили в чине капитана во французской армии, и если так, то не доводилось ли вам сражаться при… — Юноша назвал место.

На чело Кейна набежала тень.

— Истинно так, — ответил он. — Волей судьбы мне пришлось однажды возглавить банду отъявленных негодяев и головорезов, о чем я вспоминаю с величайшим стыдом… хотя в тот раз мы и дрались за справедливое дело. К моему сожалению, взятие города, о котором ты упомянул было отмечено множеством вопиющих преступлений во имя этого правого дела. Именно тогда сердце мое отвратилось от… Впрочем, с тех пор утекло немало воды, смывшей с меня не одно кровавое воспоминание. Но уж коли речь зашла о воде, молодой джентльмен, что ты можешь сказать мне вон о том судне, бросившем вчера на рассвете якоря так далеко от берега? — Соломон Кейн махнул рукой в сторону моря, указав худым пальцем на белый парус.

Джек только головой покачал:

— Слишком далеко, сударь… Не могу ничего разглядеть. В деревню вроде никто не приплывал.

Он снова окунулся в сумрачные глубины взгляда Соломона Кейна, нисколько при этом не усомнившись, что глаза пуританина были способны с легкостью разобрать бронзовые буквы имени на борту далекого парусника. Пообщавшись с Кейном даже небольшое время, он уже начал подозревать,

что для этого человека не было ничего невозможного.

— И в самом деле далековато, — согласился Кейн. — Но готов поспорить, я узнаю оснастку этого судна. В этом случае было бы неплохо повидаться с хозяином корабля!

Джек промолчал. На многие мили вокруг не было удобной гавани, но в тихую погоду корабль мог бы подойти к самому берегу и бросить якорь чуть ли не у самых скал. Действительно, кому он принадлежал?

Скорее всего, контрабандистам. В эту малонаселенную часть побережья представители королевской таможни наведывались нечасто, отчего здешние места стали удобным перевалочным пунктом для незаконной торговли.

— Не доводилось ли тебе слышать о некоем капитане по имени Джонас Хардрейкер, которого также называют Скопой, по имени хищной птицы-рыболова? — поинтересовался Соломон Кейн.

Холлинстер даже вздрогнул. Одно имя этого кровожадного пирата заставляло трепетать сердца отважных мореходов по обе стороны экватора и, к сожалению, было слишком хорошо известно на всех побережьях цивилизованного мира. Заинтригованный юноша тщетно пытался прочесть что-либо на лице пуританина. Его бездонные глаза оставались непроницаемы.

— Почему вы интересуетесь этим кровавым чудовищем? — спросил наконец Джек. Когда я в последний раз про него слышал, считалось, что он бесчинствует где-то в Карибском море.

Кейн покачал головой:

— Ложь разносится быстрее ветра, обгоняя даже самое быстроходное судно, юный джентльмен. Скопа там, где его корабль, а паруса его корабля раздувает сам Сатана!

Соломон Кейн встал и поплотнее закутался в плащ.

— Пути Господни неисповедимы, и те, которыми мне было предначертано пройти, порой приводили меня в удивительные края, — сказал он тихо. — Иные были прекрасны, но большинство — горестны и пугающи. Не раз меня охватывало отчаяние и мне начинало казаться, что я обречен скитаться без цели и промысла свыше.

Но всегда, — голос его окреп, — стоило лишь поглубже задуматься о смысле происходящего со мной, я этот высший промысел обнаруживал. Поверь мне на слово, юный джентльмен: после всепожирающего пламени геенны огненной самое жаркое пламя — это синее пламя мести, что ни днем ни ночью не отпускает сердце мужчины. И пламень этот можно залить только кровью.

Много раз доводилось мне избавлять недостойных милости Создателя от бремени бытия. Ибо Господь — моя опора и мой пастырь, и Его воля направляла и укрепляла мою руку против врагов моих.

С этими словами Соломон Кейн поклонился и удалился прочь широкими шагами. И даже самое чуткое ухо не услышало бы его поступи. А юноша, смятенный и растерянный, смотрел ему вслед…

2

Джек Холлинстер приподнялся в постели и помотал головой, отгоняя прочь тягостные сновидения. Он оглядел комнату в поисках источника разбудившего его шума.

— Ш-ш-ш!.. — послышалось снова от окна, звук был не громче змеиного шипения.

Луна еще не взошла, и только обманчивый звездный свет позволил разглядеть Джеку в окне чьи-то голову и широкие плечи, отчетливо выделяющиеся на фоне неба.