Холмы Тала. Кровь и лёд

Галин Айнур

Забыв про туалет, Роман забрал пакет, поднял табурет и сел за стол. В контейнерах оказалась свежая еда. Горячий рис с рыбой и овощной салат. Ещё пачка печенья и плитка шоколада. Вкус как в столовой, ничего особенного, но аппетит разыгрался мгновенно, и через пять минут он всё съел.

Роман облизнул вилку, убрал обратно всё в пакет и положил на полку. Сходив наконец-то в туалет, прикрыл за собой дверь, сел в кресло и стал наблюдать за зелёной подсветкой. Прошло, наверное, секунд сорок, прежде чем свет потух, и Роман снова заглянул внутрь. Пакет исчез, а полка вернулась в исходное состояние, выступив заглушкой в дверном люке.

– Ну, с этим понятно. Голодным вы меня не оставите, – вслух произнёс он и показал

большой палец в ближайшую камеру. – Я не знаю, кто вы, но можно в следующий раз чего-нибудь жиденького? Супа, например. А то я не особо люблю второе. Мне бы супа лучше. Хорошо? – понимая, что ответа не будет, пару раз кивнул и рассевшись поудобнее в кресле включил телевизор.

Роман был уверен, что нигде не пропадёт. Его жизненный опыт включал в себя много аспектов. Он мог и умел договариваться с самыми несговорчивыми людьми, знал различные психологические приёмы, которым его научили на многочисленных тренингах по продажам, а также он обожал природу. Его молодость прошла на различных туристических слётах, и как добывать еду и воду знал не только в теории, но умел и на деле. Правда, последние лет пятнадцать на природе он больше практиковал оседлый образ отдыха с пивом и шашлыком. Его девиз по жизни «Глаза боятся, руки делают», всегда двигал его вперёд. Поэтому сидя перед телевизором он ждал момента, когда ему выпадет шанс, ведь не могут же его тут держать неделями.

Время шло безвозвратно, Роман так особо и не смог понять, где находится. Больница или психушка отпали ещё в первый день умозаключений. То, что его похитили, он принял как факт, но кто и зачем? И для плена его содержали лучше, чем он себе представлял. Никто его физически не пытал, но находиться в ограниченном пространстве было психологически тяжело. Иногда его охватывала тоска, вытесняющая уверенность и сменяющаяся паническими страхами. Главный страх заключался в неизвестности.

Его трижды в день кормили, периодически исполняя пожелания. Его общение с камерой приносило успехи. Как-то для эксперимента он попросил омара, хотя до этого дня не ел деликатес никогда. К его удивлению это пожелание исполнили.

Роман понял, что обозначает зелёный цвет. Каждый раз, когда загоралась подсветка, его ждала посылка в тамбуре. Запасы алкоголя ему периодически восполняли. Спать он ложился, когда выключался основной свет и загорался тусклый, с желтоватым оттенком. Из этого он сделал для себя простейший вывод и начал считать дни.

Иногда наступали моменты, в основном, при просмотре фильмов, когда он забывал, где находится. Но действительность накатывала тяжёлым похмельем, мгновенно напоминала ему о реальности, и тогда волной накрывали уныние и тоска. Роман скучал по жене и ребёнку, и отказывался верить забытым эмоциям, которые за годы семейной жизни ни разу его не посещали. Хотелось плакать и лезть на стену.

От скуки дважды в день он принимал душ, к проблеме отсутствия зеркала привык сразу, если и раньше особо в него не смотрелся, то сейчас тем более стал безразличен к собственной внешности. Иногда поглаживал свою голову с залысиной на макушке и свыкался с мыслью, что над ним ставят эксперимент; и возможно, для чего-то хотят откормить. Но отказывать себе в еде не мог. Блюда приносили разнообразные, они не приедались. По его просьбе ставили дополнительные порции специй.

Одно ему не давало покоя: комнату постоянно пошатывало из стороны в сторону. Иногда сильно, а иногда слабо. Что это могло быть, не понимал. Мысль о несостоявшемся круизе он отбросил в первые дни. А однажды так качало, что слетела посуда со стола. Хотя и неоспоримый плюс в этом нашёлся: засыпалось легко.

По подсчётам Романа прошло около двух недель заточения, когда ему в голову пришла гениальная идея.

– Эй, басурмане! – обратился он в камеру. Ему показалось это смешным, но и как-то называть их всё равно надо. Чтобы и не

оскорбить, но при этом не потерять своё достоинство. – Слышите меня, басурмане. Что-то ужас как бургера захотелось. Свежего такого бургера. Можете доставку заказать? Чтоб не самодельный был. – В конце запроса он показал большой палец и стал ждать.

По его умозаключениям выходило два варианта: если ему принесут бургер в оригинальной упаковке из ресторана, значит, он находится рядом с большим городом. А если самодельный, значит, они далеко от города.

Ждать пришлось недолго, видимо, по графику наступил ужин. Как только загорелась зелёная подсветка, он сразу открыл дверь. Пакет был стандартный, а вот внутри вместо фастфуда его ждал один контейнер с пустым рисом. Обычный отварной рис, его даже не посолили.

Роман открыл контейнер, показал на камеру, сморщив нос высыпал кашу в пакет и поставил обратно.

Наказание последовало незамедлительно, эксперимент Романа пошёл не по плану. Следующие два дня вместо завтрака обеда и ужина он получал лишь маленькую бутылку воды. К этому он отнёсся философски, но выводы для себя сделал, и старался особо не выступать. И слово «басурмане» исчезло из его лексикона, теперь он называл их уважительно, «Бармалеи».

Из всех вариантов, которые приходили ему голову, единственное, что отвечало всем условиям – предположение, что он всё же находится где-то в море. Возможно даже, на судне. Иначе объяснить качку он просто не мог. Но и этот вариант также казался сомнительным. Роман не относился к людям, от которых что-то зависит. И в этом похищении, да ещё таким изощрённым способом, не видел смысла. Кроме одного варианта. Эта мысль пришла ему после просмотра старого фильма про работорговцев. Условия содержания сильно отличались от киношных, но временами его посещало отчаяние, из которого он старательно выводил себя сам, успокаивая фантазии и представляя более радужные цели его похитителей.

Идею расковырять стены и выломать дверь он оставил, прекрасно понимая, что за этим последует наказание. Будь на их месте он сам, наверное, выключил бы свет или телевизор, лишил еды и алкоголя. Сейчас Роману эти наказания казались очень серьёзными. В сутках двадцать четыре часа, из них, по примерным подсчётам, он спал около восьми, на приём пищи тратил, наверное, в сумме не больше часа, а вот с оставшимися тринадцатью часами свободного времени приходилось бороться.

Внутри бушевали десятки чувств, порождающих уныние. От беспокойства за родных, для которых он бесследно исчез, до переживаний за собственное будущее. Возникающий стресс он в зачатке пресекал с помощью алкоголя, благо, его давали в достатке. Бывало, что он напивался в хлам, и не помня себя засыпал, на следующий день страдал, мучился, приходя в себя. Бывало, напившись сидел, глядя на своё изображение в телевизоре, и плакал от безысходности, тихо, жалея себя и укоряя за неосмотрительность. Пару раз возникали мысли о самоубийстве, но обойдя комнату он так и не нашёл быстрый способ, хотя понимал, что не сможет наложить на себя руки. Он слишком любил себя и жизнь. За время раздумий морально свыкся с мыслью, что готов к смерти, но не от собственной руки.

В течение пары дней комнату качало очень сильно, и тогда он поверил в собственную догадку о том, что находится на борту судна. Амплитуда была настолько высокой, что он иногда не мог устоять на ногах, а незакреплённые вещи катались по полу и падали со своих мест. За стенками иногда слышался грохот и скрежет, что подталкивало к мысли о больших габаритах судна. Или сухогруз, или контейнеровоз. На этом знания Романа заканчивались. Он никогда не интересовался мореплаванием и судами. Знал, что существуют определённого класса суда, и отличаются они в основном габаритами. А ещё знал, что кораблём называют лишь военное судно. Запомнил Роман этот факт, когда поспорил с коллегой и в итоге проиграл.