Холод 2

Amazerak

И тут я заметил странную вещь. Противники, что находились рядом, почему-то переставали драться. Кто-то крикнул: «Хватит! Сдаёмся! Прекратить бой!», кто-то бросил оружие. Очень скоро резня закончилась, и все взгляды устремились на меня.

Склон был завален трупами. От наших семидесяти светлейших осталось, дай бог, половина. Противник тоже понёс потери. Люди тяжело дышали, а я в недоумении смотрел по сторонам, пытаясь понять, что случилось.

Воевода стоял неподалёку, окружённый телами поверженных врагов. Бок о бок с ним сражался боярин Заозёрный. Одежда обоих превратилась в лохмотья,

руки и лицо были забрызганы кровью.

— Гостомысл повержен! — гаркнул воевода. — Сдавайтесь! Отцеубийца мёртв!

И тут я понял, что произошло. Детина, которого я только что заколол, был ни кем иным, как Гостомыслом, моим старшим братом.

Воевода подошёл ко мне.

— Вячеслав и Мстислав погибли, — сказал он. — Похоже, Даниил, отныне ты являешься нашим новым князем. Только что ты одержал великую победу. Ты убил Гостомысла, и все, кто следовал за ним, сдаются на твою милость. Что прикажешь делать?

Я растерянно смотрел то на воеводу, то на других бояр. Я словно внезапно протрезвел, вышел из боевого транса, застилавшая разум пелена спала. Слова воеводы, казалось, противоречили здравому смыслу. Какой из меня князь? Я не мог быть князем, я не собирался им становиться, я не хотел этого. Но все мои братья погибли, и я оказался единственным живым наследником, а значит...

Не знаю, как долго я приходил к такой мысли. Всё это время бояре стояли и смотрели на меня, а где-то совсем рядом до сих пор шёл бой, грохотали выстрелы.

— Хорошо, — произнёс я, наконец. — Тогда скажите им, чтобы прекратили сражение и отозвали свои дружины. Хватит этой бессмысленной бойни.

Эпилог

Лошадь медленно шагала по мёрзлой грязи, что начала размягчаться под лучами солнца, которое наконец-то соизволило выбраться из-за туч, возвращая в этот мир ушедшее тепло. Морозы закончились, в эти края окончательно и бесповоротно пришла весна.

На мне был новый кафтан, ибо старый превратился в лохмотья, и плащ. Мои руки, облачённые в перчатки с широкими крагами, держали поводья, а на поясе висел трофейный палаш. Рядом ехал воевода, за нами — родственники, следом — представители других кланов, остатки дружины и обозы. Вся эта процессия растянулась на две или три версты, а то и больше.

Мы ехали в Великохолмск. Я так решил, посоветовавшись с воеводой. Нельзя дать противнику оклематься. Их осталось мало: княгиня Ирина, её родственники и около десятка бояр, которые бежали с поля боя. Они не окажут серьёзного сопротивления, а скорее всего, просто свалят куда подальше. Моя дружина хоть и поредела, но зато к нам примкнули бояре, которые прежде воевали за Гостомысла. Они покаялись и присягнули мне. Не все, но большинство. Были несколько человек, которые отказался это сделать, и по приезде в столицу, их следовало казнить, как предателей.

И всё же война закончилась. По крайней мере, я на это надеялся. Все на это надеялись. Бессмысленная бойня, разразившаяся из-за вражды братьев, унесла жизни сотен дружинников и десятков светлейших, нанеся тем самым огромны ущерб каждому роду, принявшему участие в войне, и в первую очередь нам — клану князей Верхнепольских. Много вдов осталось, много будет слёз по погибшим, и много времени понадобится,

чтобы собрать дружину заново.

Но всё это потом, а пока мы ехали в столицу, чтобы отпраздновать возведение на престол нового князя.

— Даниил Святополкович, — проговорил воевода, оторвав меня от мыслей, — меня не тревожит вопрос вашего происхождения. В конец концов, формально вы законный наследник, и никто не сможет это опровергнуть. Так что и вы не волнуйтесь на этот счёт.

Я кивнул. Мы с Ростиславом Даниловичем уже обсуждали этот вопрос. Воевода тоже был в курсе моего сомнительного происхождения, но заверил, что это погоды не сделает.

— Больше всего меня тревожит ваше пагубное пристрастие, — продолжал Ростислав Данилович. — Церковь против употребления сыворотки. Могут возникнуть проблемы.

— Попробую решить этот вопрос, — ответил я. — Мне кажется, церковь в последнее время слишком глубоко начинает совать свой нос в наши дела. Надо прекратить это.

— Ох, недоброе это дело, — покачал головой воевода, — опасное. С церковью ссориться — себе дороже.

— Но ещё больше меня беспокоит судьба княжества, — продолжал я. — На юге разорены многие деревни, земли пустуют, хворь уносит жизни тысяч людей и неизвестно, когда она доберётся до столицы, а она доберётся, я уверен. Повсюду открываются бреши, моры бродят по княжеству. Грядёт голод, болезни, смерть. Вот что меня по-настоящему беспокоит.

— Думаете, угроза столь сильна?

— Поговаривают о возвращении Тёмных веков. Пробуждения в этом году не было — это недобрый знак.

Ростислав Данилович нахмурился и закивал:

— Недобрый знак, это верно, Даниил Святополкович. И что предлагаете?

— Собрать глав родов и рассказать всё, как есть. Чем раньше все поймут масштаб грядущей катастрофы, тем лучше мы подготовимся. И обязательно следует послать весть царю. Возможно, сам же я и отправлюсь. Кто лучше очевидца расскажет о тех ужасах, которые тут происходят? А я повидал сполна.

— Разумно, — кивнул воевода. — После присяги соберём совет.

Я снова погрузился в мысли. А были они невесёлыми. Я оказался правителем княжества, которому грозят бесчисленные беды, стал капитаном тонущего судна, и в этом не было ничего хорошего. Присягнувшие мне бояре возлагали на меня надежды, и кто знает, что они сделают, когда решат, что я этих надежд не оправдываю? Мой род ослаб, три наследника погибли, дружина понесла чудовищные потери, а во главе оказался семнадцатилетний паренёк с сознанием человека из совершенно другого мира — человека, который ни черта не смыслит в здешней политике. Ещё и с церковью будут проблемы. Нашествия существ из потустороннего мира и страшная болезнь, уносящая жизни тысяч людей — тоже не добавляли оптимизма. Ноша, что легла на мои плечи, казалась неподъёмной. Этот мир погружался во тьму, я и сам погружался во тьму, и надо было что-то со всем этим делать. Но что?

Я посмотрел на солнце, которое дружелюбно светило на нас. Весна — время новой жизни, но я-то знал, что эта весна принесёт нечто другое. Я постарался отогнать тяжёлые мысли и погрузился в ностальгические воспоминания о своём старом мире. А лошадь мерно шагала по дороге, в седле предстояло трястись ещё целых два дня.