Холодная кровь
Шрифт:
Остатки страшного сна сползли с Агны, покалывало только кончики пальцев да ступни, и сердце еще билось неспокойно, и пот этот липкий на шее и вдоль спины проступил — душно. Во рту сухо, а вода вся на полу осталась. Сон растолковать несложно было, ведь увязла она на беду тут — и не гадай, все и так ясно. И чего ждать от неприятелей? Не знала княжна, а потому готовой нужно быть ко всему. И все же вразумить не могла она — зачем потащили с собой? Издевки ради? Ведь все одно не скажет ничего, и не смогут выпытать из нее ни слова — это она с самого начала дала понять, а то, что Вротислав охоч руки свои пускать — управу Агна на него найдет.
Вспомнила княжна — вчера бтрок прибегал, оповестил, что братья толковать
Посидев еще немного, Агна откинула тяжелое меховое покрывало, поднялась торопливо, надев мягкую обувь — пол холодный в это время. Прошла к столу, взяв лучин, подожгла от углей в очаге, расставила в клети, стало еще спокойнее.
Тихонько собрала осколки и на стол их положила, к окну прошла, отодвигая волок
— свежесть утренняя пахнула в лицо запахом осени глубокой и холодной, на небе бледном еще стыло блестели бусинками звезды, но скоро и они погаснут — утро занималось хоть и медленно, но неотвратимо, как и должно быть. Да не желала она такого скорого утра, и видеться с осхарскими княжичами. Впору хоть побег учиняй. Агна даже разозлилась на себя за собственное малодушие, да только как не тревожиться, ведь от бтрока узнала, что князя Найтара в городище не было, и вернется не известно когда. Закрыв окошко, Агна вернулась к постели, заправила ее хорошенько, нашла наряд в мешке своем с добром скромным. Выбрала платье попроще, что имелось у нее, из мягкого льна — под низ, и еще одно — теплое из сукна не крашенного, и пока одевалась да волосы в косу тугую заплетала, послышались голоса за дверью — просыпалась челядь. Недовольное ворчание и смешки обрывистые, шепоты — наверное, о ней толковали, о чужеземке, что княжичи с собой приволокли. Как бы Агне это не нравилась, а поделать ничего не могла, пока она здесь пленница, и никто не поверит ей, посмеются только. Только князя ждать — уж он-то ее речи поймет. Должен.
Как в клети совсем светло стало, Агна погасила лучины. Не знала, чем себя и занять. К окну подходила, выглядывала, да только, кроме клочка неба да высокой городни из толстых вязовых колод, ничего и не видела. Тогда неутешно на лавку опускалась, кладя ладонь на рукоять, что спрятана были в складка платья, на дверь запертую смотрела, слушая зыбкую тишину — чернавки уж все разошлись, поутренничав, по делам своим, к ней не заходили, и Агна поняла, что неспроста — видать, приказали. Как еще замок на дверь не повесили. Да куда оно побежит? Тут в самом тереме заблудишься, один детинец чего стоит, огромный со стенами дубовыми в два ряда, башнями высокими — не так просто пройти мимо стражников. Родной Збрутич — не маленькое княжество, а против Роудука и не поставишь. Стены массивные так и давили, хоть отстроен, видно, не так уж давно
— по срубкам, еще не иссушенным солнцем, не почерневшим от времени. Неприветливые были стены, а может, отвыкла она от хором высоких сумрачных — все на воле да на земле. Когда за дверью шаги торопливые гулкие послышались, княжна так и вспорхнула с лавки, вытягиваясь тетивой, да напрасно — чернавка пришла. Из разговора вчерашнего помнила имя ее — Катая. Та, что раздосадована шибко была ее появлением.
— На, вот, — едва ли не бросила на стол яства, что принесла, плошки глиняные так и грохнули, — с тобой не хватало мне еще возиться, — буркнула она, хмуря тонкие брови.
Едва Агна стерпела слова резкие — проучить бы за дерзость, да с чего с той взять
— каковы хозяева таковы и слуги. А она тут даже не гостья.
— Забери все и унеси.
Та только подбоченилась, сузив в гневе и без
— Сама и уноси, — хмыкнула, — будет еще тут нос воротить, не получишь ни крошки до самого вечера, раз не голодная, — развернулась и назад к двери пошла.
Агна было спохватилась, да одернула себя — не станет ничего выведывать. Подождет. Хотя княжичи явно не торопились звать ее. И уж мысли стали вкрадываться разные, мельтешить — не забыли ли о ней? Да только как мелькнули в памяти глаза сумрачные стылые княжича старшего, сомнения вмиг рассеялись — нет, этот не забудет, всю душу выпотрошит, а свое получит. Но и Агна не так проста, как думают они, только девка она и есть девка — на скамью и под подол, а там докажи, кто смел. А потому оружие то, зуб острый, что висел на поясе, одной- единственной защитой ей был.
Время текло медленно, и казалось, уж обедня скоро — до того невыносимо стало ожидание, внутри дрожало и сжималось все от предчувствия дурного, хоть в пору самой иди и требуй поскорее со всем разобраться. Как раздался грохот шагов — не ступал, а бежал ошалело кто-то. В дверь просунулась светлая голова отрока.
— Заходи уже, — сердито велела Агна, закрывая войлок окошка.
— Велено мне тебя привести, — виновато склонил голову, смотря смущенно, и негодование, что растравлено было ожиданием тягучим, улетучилось разом.
— Кем велено? — на всякий случай уточнила Агна, проходя к выходу.
— Княжичем Анарадом.
— А тебя-то как нарекли родичи? — посмотрела ему в лицо подходя ближе.
Отрок рослым оказался — едва не с ней вровень, вырастит юношей удалым.
— Нет у меня родичей, — буркнул он, разворачиваясь, спеша разговор зародившийся скорее прервать. — А зовут меня Грошко.
— Так были же?
Отрок через плечо обернулся, пронизывая ясными голубыми глазами, которые тут же погасли, будто замутились воспоминаниями.
— Ну, были. Забрал их Коган.
Агна так и закаменела, как в пол вросла.
— Как Коган? Зачем?
— Не знаю, мал был, еще разговаривать не мог, да и не помню их. Пошли, велено же скорее, — поторопил сердито и пустился чуть ли не бегом по лестнице — поди, догони.
Мысли замельтеши в голове беспорядочно, и внутри еще мрачнее стало, из услышанного Агна так ничего и не поняла. Шла за Грошко молча, отрок вел через переходы сумрачные да двор небольшой, но уже полнившийся людьми, пока не оказались они перед крыльцом высоченным княжеским, что занимал едва ли не два яруса. Агна тут будто от морока очнулась, огляделась. По небу прозрачные облака текли, озаренные бледным золотом — утро уж вступало в силу, тени становились глубокими и синими, и воздухе собиралось последнее тепло. Агна заметила, что трава тут ссохшаяся вся, опутанная паутиной, в то время как на лугах еще пасутся стада — осень тут будто торопилась к своему исходу. Сруб терема скалой нависал, добротный, на века поставленный, с оконцами небольшими, кровли коньками венчанные со звериными головами. А больше Агна и рассмотреть ничего не смогла, чтобы не отстать от Грошко, поспешила, поднимаясь по высоким ступеням, и едва не выдохлась от такого крутого подъема.
Вошли они в горницу, на удивление светлую, чем думалось. Здесь пахло совсем иначе, чем в избах чернавок: горечью и крепостью — мужичком духом. И сразу ясно стало, что женщин здесь меньше, а может, и вовсе нет. Едва они с Грошко прошли столбы резные, что подпирали расписной балочный потолок, Агна увидела длинный стол, застеленный скатертью белоснежной с выставленной на ней щедрой снедью, за ним уже сидели княжичи — старший и младший. Появление девушки приглушило их голоса — они о чем-то разговаривали и смокли, когда Агна приблизилась. Ни один из княжичей не шелохнулся почтенно приветствовать девушку — оно и понятно. Она для них по-прежнему девка из хоть и вольного, но простого роду.