Холодная месть приятнее на вкус
Шрифт:
Глава "Самаритянина", как всегда, сидел за своим огромным столом, предаваясь размышлениям. Во время предыдущего расследования он почти не встречался с Люсей - обычно она приходила в их офис поздно, после основной работы, а Матвей Лопаткин уже часов в пять-шесть отбывал домой - отдыхать после трудового дня. Верная боевая подруга острила: "Любое дело, за которое платят деньги, можно считать работой". Руководитель фирмы, как справедливо заметила Алла, назначил себе весьма высокий оклад, а потому с полным основанием полагал, что работает.
Аллин втык произвел
Однако за полдня невозможно кардинально измениться, даже после яростной атаки верной боевой подруги, к тому же, имея за плечами тридцать шесть лет жизни. Вот и Матвей все это время восседал в кресле, сделанном на заказ под его весьма габаритную фигуру, раздумывая, как совместить трудно совместимое: сохранить прежний статус и при этом заниматься тем, что привычно.
За все время со дня создания "Самаритянина" Матвей Лопаткин не делал ничего, что обычно ассоциируется с работой сыщика. Самомнения ему не занимать, и он полагал, что анализ информации гораздо важнее сбора фактуры, и не изменил своего мнения до настоящего момента. Правда, как таковой аналитической работой он практически не занимался - в обсуждении принимали участие все "самаритяне", и его вклад был весьма невелик, но Матвей о таких пустяках не задумывался. Он руководитель, и этим все сказано.
Появление Люси не вызвало у него столь же бурных эмоций, как у "самаритянок" - он относился к ней слегка пренебрежительно и поздоровался весьма сдержанно, правда, из-за стола встал.
Но обескуражить Люлю невозможно.
– Мотька! За две недели ты стал ещё солиднее!
– вскричала она, кидаясь к нему.
– Дай я тебя обниму хотя бы спереди, на большее длины моих рук не хватит.
Решив, что миниатюрная сокурсница сейчас и в самом деле заключит его в объятия где-то в области предполагаемой талии - при её малом росте выше не получится, - растерянный Матвей отступил на шаг, натолкнулся на свое кресло, попытался сесть, но рухнул мимо. Тучный глава фирмы полулежал на полу в неловкой позе, униженный падением, а двенадцать женщин дружно хохотали.
– Ты все так же боишься женщин, Мотенька, - отсмеявшись, ласково сказала Люлю.
– Не обижайся - мы смеялись не над тем, что ты упал, а над выражением твоего лица - ты так перепугался, будто я тебя сейчас изнасилую.
Людей, совершающих действия из категории "простота хуже воровства", интеллектуал Матвей Лопаткин терпеть не мог, независимо от их пола. Потому данный инцидент, разумеется, не прибавил ему симпатии к сокурснице. Известный острослов ещё со студенческих лет, язвительный, порой желчный, Матвей мог пребольно уколоть кого-то или наградить хлесткой нелицеприятной характеристикой. Но, как и все закомплексованные люди, не терпел, если задевали его, даже в мелочах. А уж быть публично высмеянным - так вообще нож в сердце.
Ни слова не говоря, разобиженный глава "Самаритянина"
Люлю переглянулась с сокурсницами - почти все пытались сдержать смешок, - и примирительно произнесла:
– Мотенька, не дуйся. Ну давай помиримся.
– Подобное предложение позволительно в детсадовском возрасте, побурчал Матвей.
– А тебе уже тридцать шесть лет.
– Да что ты говоришь!
– всплеснула руками Люлю.
– А я и не заметила, как годы пролетели!
И все "самаритянки" дружно прыснули.
– Похоже, мое присутствие только помешает, - возвестил номинальный глава фирмы.
Он попытался величественно подняться, но край стола мешал, и весьма объемистый живот Матвея застрял. Тут уж женщины не смогли больше сдерживаться и покатились со смеху.
И в самом деле, главный "самаритянин" выглядел прекомично - стоя в полусогнутом положении, почти буквой "Г", пытался выдернуть свой большой живот. Обиженному Матвею не пришло в голову отодвинуть мешающее ему массивное кресло. Наконец ему удалось освободиться, и он, удостоив присутствующих дам лишь кивком, выплыл из кабинета.
– Мотя, ты куда направился?
– послышался из коридора громкий голос Аллы.
Все "самаритянки" радостно заулыбались и дружной толпой устремились к двери - встречать верную боевую подругу.
– Обедать, - буркнул Матвей, хотя два с половиной часа назад он уже плотно откушал. Но ему очень не хотелось предстать перед нею в смешном виде - уж если начнет подкалывать острая на язычок Алла, то смешки "самаритянок" покажутся просто-таки цветочками.
Проследив взглядом за поспешно ретировавшимся главой "Самаритянина", верная боевая подруга посмотрела на толпившихся в приемной "самаритянок" и сразу все поняла.
– Не стыдно вам, девки?
– с мнимой укоризной произнесла она.
– Вас много, а он один. Силы-то неравные - несчастный толстяк Мотя Лопаткин и двенадцать разгневанных женщин. Мужчин надо беречь, тем более, он у вас один-единственный. А вы?.. То-то я думаю, с чего это в последнее время у Моти резко испортился характер? Совсем вы его затуркали. Дождетесь - бросит он вас на произвол судьбы, и тогда все будут считать вас сборищем феминисток или лесбиянок. Кто вас после этого замуж возьмет? Феминистки и лесбиянки - самые ненавистные для мужского пола категории. Так что берегите Мотю как зеницу ока, если желаете найти приличного спутника жизни и сохранить репутацию женщин с нормальной половой ориентацией.
"Самаритянки" прыснули - Алла в своем нарочито пафосном монологе была очень убедительна, но они-то её хорошо знали.
Тут она углядела за спинами сокурсниц Люсю Бармину.
– Люлю!
– радостно завопила верная боевая подруга.
– Иди сюда, крошка, чего ты там прячешься? Девки, не задавите нашу карманную женщинку.
Когда "самаритянки" расступились, и улыбающаяся Люся приблизилась, Алла обняла её здоровой рукой - для этого ей пришлось наклониться, - и поцеловала в макушку.