Холодная война
Шрифт:
Вопрошающий голос Рейчал вывел майора из раздумий:
– Ну, и почему мы остановились?
– спросила она с ожесточением в голосе.
– Чего Вы ждете?
Алексеева - молчала.
– В чем дело, не можете придумать, что бы со мной сделать?
– Заткнись, - неубедительно ответила Алексеева.
– Так ты заработала себе звание, да? Тебе нравиться измываться над беспомощными, не так ли?
Алексеева проигнорировала колкости в свой адрес, просто повторив: «Заткнись».
«Почему Товарищ Алексеева позволяет все эти дерзости?» - опять удивился стенографист.
– «Почему она не накажет
– Вы думаете, какие мы жестокие?
– презрительно продолжила Рэйчел, видя, что ей нечего теперь терять. Очевидно, что рано или поздно с ней разделаются. «По крайней мере выговорюсь, пока я еще могу это», - подумала она
– Почему бы вам не освободить мне руки, и мы сможем точно узнать кто из нас по-настоящему кровожадный? Как насчет того, чтобы померяться силой, Товарищ? Только вы и я. Прямо здесь.
У нее не было никаких иллюзий по поводу борьбы с майором. Она знала, что преимущество на стороне Алексеевой. Она выше, сильнее, спортивнее и наверняка более сведущая в вопросе того, как защищаться. Алексеева, несомненно, очень быстро превратила бы ее в отбивную, или, как выражались ее земляки, «надрала бы ей задницу». «Ну и что?» - подумала она. В любом случае именно это она и собирается сделать. И сейчас, дерзко провоцируя высокомерную женщину, у нее был шанс заработать себе лишних проблем.
«Я ошиблась на твой счет, Рейчал Кларк», - восхищенно подумала Алексеева.
– «Ты храбрая». Побледнев, она объявила:
– Пока достаточно, - и, взглянув на конвой, продолжила.
– Койниг, Вы свободны. Спрингер, ты пока останешься здесь.
– Но, товарищ майор, - начал было стенографист после того, как Койниг вышел.
– Вам не следует…
– Вы ставите под сомнение мои методы?
– тихо спросила Алексеева, опустив голову.
– Н-нет. Конечно, нет. Товарищ майор. Я всего лишь…
– Странно, снова перебила она его.
– Я была почти уверена в этом.
– Уверяю вас, товарищ майор, не было даже в намерениях, - служащий почти умолял.
– Хорошо, - ответила Алексеева.
– Очень хорошо. Знаете, для меня было бы неутешительно узнать, что кто-то из моих подчиненных не доверяет своему руководству в той мере, как следовало бы.
– Она подошла ближе, и поправила пуговицу на его воротничке.
– Чрезвычайно неутешитело.
– Товарищ майор, я не испытываю ничего, кроме безмерного уважения к вам, - Тихо промямлил тот.
– Конечно. Конечно.
– Промурлыкала она.
– Однако на будущее я настоятельно рекомендую Вам проявлять больше внимания к своим обязанностям, - Ее большой палец скользнул на дюйм выше и с силой вжался в кадык. … и позволить мне заниматься своими, ага?
– Так точно, товарищ майор, - он сглотнул.
– Я извиняюсь за свое небрежное отношение к работе. Больше этого не повториться.
– Рада слышать, - сказала она, отпустив его.
– Вы можете быть свободны.
«Бесхребетная тварь!»- презрительно подумала она, наблюдая, как шокированный подчиненный нервно закрыл за собой дверь. Для нее все они каждый, кто находился в подчинении, представлялись не больше чем бесхребетными пресмыкающимися. Она нашла даже забавным тот факт, что только Кларк, фактический наиболее слабая, нашла в себе мужества противопоставить себя ей. Никто вот уже годы не осмеливался так разговаривать
– «Сейчас бедная девочка, должно быть, очень хочет есть».
Алексеева взглянула на часы, перед тем как развернуться и обратиться к оставшемуся охраннику: -Спрингер, вы пообедали?
Спрингер кивнул.
– Хорошо, ответила майор.
– Это вам пригодится: вы останетесь здесь после окончания вашей вахты.
– Алексеева не верила никому, но простодушному Спрингеру она доверяла больше, чем другим.
– Как угодно, товарищ майор, - ответил Спрингер. Усмехнувшись, добавил.
– Все равно я домой не тороплюсь. Тёща прикатила.
Алексеева ответила ему соблазнительной улыбкой, чтобы хоть как-то отреагировать на его шутку и вернулась к делу.
– Сейчас 17:30. Я иду домой: мне необходимо принять душ и отдохнуть. Скоро я вернусь – к девяти часам. Вот ваши указания: вы отконвоируете арестованную в комнату для допросов № 2. Останетесь там и глаз не спустите с нашей… - она заметила удивление, промелькнувшее во все еще неприступных глазах Рейчал.
– … маленькой тигрицы. Теперь запоминай. Не под каким предлогом она не должна покидать комнаты, только с моего позволения, ясно?
Слушая совершеннейший немецкий Алексеевой, Рейчал показалось странным, что та назвала ее «тигрицей». Но не только это, а еще и интонации, с которыми все это было произнесено. По правде говоря, они показались ей даже… уважительными.
– Так точно, товарищ майор.
– Очень хорошо.
«Зачем все это?» - подумала Рейчал, подобно стенографисту, чуть ранее думавшем об этом же.
Словно прочитав ее мысли, Алексеева ответила:
– Я думаю, мы пока лишим вас сна. Вы знаете, что следует делать.
– Да, Товарищ майор.
Алексеева сделала шаг к двери. Перед тем, как выйти она обратилась к Спрингеру:
– Вы можете сесть, но предупреждаю вас: только попробуйте заснуть.
– Как можно, Товарищ майор, - попытался уверить ее Спрингер.
Слегка кивнув, она вышла. Спрингер подошел к Рейчал, и заставил встать, взяв ее под руки.
– Не завидую я тебе, американка, - прошептал он скорее для себя, чем для Рейчал. Выводя ее, он зевнул и потянулся. «Еще пара дней», - подумал он.
– «Еще пара дней и эта ведьма-тёща укатит к себе».
Валентина рассеянно вставила ключ в замок и, провернув его, открыла заскрипевшую дверь своей квартиры. Как офицер КГБ ее ранга она, безусловно, могла рассчитывать на лучшее жилье, чем три этих маленьких комнатки, но излишние удобства не были для нее важны. Она была одинока, и эта квартира идеально подходила ей.
В действительности у майора никогда не было того, что можно назвать серьезными отношениями. Фактически за всю свою жизнь, кроме отдельных эпизодов, когда ей докучали своим вниманием назойливые, особенно охочие до женской красоты мужчины, она не очень интересовалась всем этим. А с тех пор, как еще в Ленинграде полковник КГБ вынудил ее вступить с ним в любовную связь, она со своей стороны всегда пыталась выглядеть настолько не привлекательной насколько возможно. К счастью для нее он утомился ею через месяц и быстренько перешел на другие нивы.