Холодная ярость

Зверев Сергей Иванович

На бетонке остались шесть человек, которых никак нельзя было причислить к шахтерской братии. И, судя по тому, что к этим людям подъехал не автобус, а темные легковушки с сильно тонированными стеклами и забористыми правительственными номерами, эти люди явно занимались на Шпицбергене не добычей уголька.

Из салона одной из автомашин

вылез мужчина с депутатским значком на лацкане пиджака.

– Ну, что, папанинцы? – весело обратился он к горстке людей. – Героев будем присваивать или как? – пошутил он и глянул на человека в наручниках, стоящего чуть поодаль. Рядом с ним настороженно зыркали по сторонам два субъекта в совершенно одинаковой одежде. – А-а-а-а, Виктор Викентьевич, – поздоровался государственный чиновник. – Ну, с прибытием вас в родные, так сказать, пенаты. Уведите, – приказал он безликим субъектам, и те проворно затолкали арестанта в одну из легковушек, захватив по пути увесистый чемодан и скромный несессер.

– Ну, что, капитан, попал ты в переделку? – Мужчина несильно похлопал Коноваленко по загипсованной до ключицы руке. – Не больно? – осведомился он.

– Заживет, – заверил депутата Олег Петрович, – через неделю снимут.

– А вы, ребята, молодцы. – Мужчина глянул на Локиса и Кондратьева, поочередно пожав им руки. – Уж извините, что я так… как-то неумело… Ну да не в последний раз видимся. Завтра жду у себя, там и поговорим обстоятельно. А то посреди аэродрома не очень-то у меня и получается. А ты, сержант, – он чуть наклонился к Локису, – в следующий раз болтай поменьше. Я, конечно, понимаю твое желание успокоить мать, но ведь думать же надо, в каком подразделении ты служишь, – строго выговаривал народный избранник. – Ишь, – продолжал он с ухмылкой, – тоже мне придумал – каптерщик! На. – Мужчина протянул Володе свой мобильный телефон. – Это тебе вместо именных часов. Держи. Матери позвони, – сказал с укоризной мужчина, – с ума

сходит. Твоя, кстати, тоже. – Чиновник неодобрительно глянул на Кондратьева. – Такого переполоху ваши матушки наделали… Ладно. – Мужчина вытянулся, сразу показав хорошую армейскую выправку, и негромко произнес: – Благодарю за службу!

– Служим Отечеству! – бодро откликнулась троица, и мужчина, еще раз пожав на прощанье руки, сел в легковушку и направился в сторону Москвы.

Володька набрал домашний номер.

– Мама? Здравствуй, родная моя, – нежно произнес он в трубку. – Да, я. Из Москвы. Точнее, из Подмосковья, километров сорок до столицы. Все, закончились наши учения. Так каптерщика я подменял временно. У нас прапорщик на этом хозяйстве, а у него жена рожала. – Володька продолжал немилосердно врать под неодобрительными взглядами Коноваленко, до конца доигрывая придуманный им же сюжет. – Сашка? Здесь, рядом со мной. Какой командир, Коноваленко? Не знаю, его с нами не было. А почему ты спрашиваешь? В Гренландии? Ну, ма, это ты хватанула. В какой еще Гренландии-Лапландии? Сидит, наверное, в части, вечным дежурным. – Локис с издевкой глянул на капитана. – Да минут сорок, не больше. Максимум – час. Хорошо, сейчас узнаю. – Он отнял трубку от уха и спросил у Кондратьева: – Мама в гости зовет, поедешь? Она там изготовила что-то невообразимое.

– Люблю невообразимое, – согласно кивнул головой Александр.

– Приедет, – снова заговорил Локис. – Значит, через часик нас жди. Ну, пока, родная, целую тебя. – Он закончил разговор и протянул трубку Кондратьеву: – На, позвони своей. Мамочка сказала, что твоя сейчас в какое-то министерство намылилась поднимать бучу по поводу исчезновения своего сына.

– Матери – они все одинаковые, – философски заметил капитан, и троица уселась в последнюю поджидавшую их легковушку…