Холодные дни
Шрифт:
Занеся в очередной раз руку, я от всей души шарахнула обуглившимися когтями, вырывая громадный кусок из полупрозрачной стены и с яростью отбрасывая его в сторону. Перевела дух, с гордостью видя результаты своих трудов. Потом расширила проем, упрямо втиснулась, не обращая внимания на бушующий там лютый жар, мигом опаливший ресницы. Нагло проигнорировала вскрикнувший в тумане голос, не совсем разобрав, чего в нем было больше — изумления или испуга. Упрямо сжала свой амулет, приятно захолодивший кожу и отогнавший лютующее пламя прочь. Гордо
— Знаешь, ты столько раз спасал мне жизнь, что я просто не могу это забыть. И потом, если помнишь, я — жуткая скряга. По головам пройду, но свое, кровное, обязательно верну. А ты — мой. Правда? Таково ведь было заклятие? Ты отдал свою свободу в обмен на вторую жизнь? Заменил ее возможностью существовать хотя бы призраком? Отказался от возрождения, чтобы навсегда быть привязанным ко мне?
Рум только сглотнул, распятый на серебряных цепях, словно закоренелый грешник.
— Значит, так и было, — кивнула я, нагибаясь и одним движением смахивая оковы. — Вот так. Ты больше не раб этого дурацкого заклятия. Я ведь обещала, что найду способ? Вот и исполнилось. Лети.
— Боже… Трис, что ты творишь?!
— Спасаю своего лучшего друга. Разве не видно? — криво усмехнулась я, заканчивая с цепями. — Но за это ты мне потом все выложишь, о чем успел вспомнить. И, клянусь, вытрясу с тебя всю правду, до последнего словечка! Жаль, что нескоро, так как я пока еще живая. Но это не страшно: будь уверен — когда помру, мы с тобой вдосталь побеседуем по душам, потому что, видит Двуединый, увиливать у тебя больше не получится. Так что жди, друг мой, я скоро к тебе приду по-настоящему. А до этих пор наслаждайся свободой. Я тебя отпускаю.
Он только застонал.
— Трис…
— НАРУШЕНИЕ! — вдруг истошно заверещал опомнившийся от моей наглости голос. — ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА! ТВОЙ СТАТУС НЕ ПОЗВОЛЯЕТ…
— УМОЛКНИ!! — рявкнула я, невольно сорвавшись на тонкий крик. Точно такой же, как вчера, когда убегала от эльфов — на нежный, почти хрустальный, переливающийся в воздухе, словно легкий перезвон серебряных колокольчиков, крик, больно ударивший по истончившемуся пространству.
И Судья отчего-то резко заткнулся.
Я ощутила на себе странный, пронизывающий взгляд, который, казалось, увидел мою душу насквозь. Откровенно поежилась, чувствуя, как пристально меня изучают и оценивают, но потом упрямо вскинула голову, закрывая собой пошатывающего духа, который на данный момент выглядел очень даже материальным. Наконец, решительно подхватила его под руку, намертво вцепилась, притянула к себе, крепко обняла, чувствуя под руками настоящее, теплое и удивительно твердое тело. Вызывающе обернулась к Судье и вздернула нос.
— Он мой!! Разве не видно?
На мое плечо осторожно легла когтистая рука, готовая
— Она неприкосновенна! — глухо заурчал Рум, на мгновение уподобившись Ширре. Он низко пригнул голову, упрямо выдвинул нижнюю челюсть и непримиримо уставился в пустоту. — Даже для тебя! Она — моя хозяйка!
— Твой друг, — поправила неудавшаяся «хозяйка», нерешительно пожимая когтистую ладонь. Дух странно дрогнул и, скосив свои удивительные глаза из солнечного янтаря, слабо улыбнулся.
— Друг…
Я только прижалась крепче.
— ДА, — как-то странно притих Голос. — ЭТО ПРАВДА. ОН ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ… ПО СВОЕЙ ВОЛЕ.
— Вот именно, — слегка озадачилась я столь резкой переменой отношения. — И мы о том же.
— ЗНАЧИТ, ТЫ ПОЗВОЛЯЕШЬ ЕМУ ЖИТЬ? — нерешительно уточнил Судья. — СНИМАЕШЬ ОБВИНЕНИЕ?
— Да.
— ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ ОН ВЕРНУЛСЯ?
— Да.
— ДАЕШЬ ЕМУ ВОЗМОЖНОСТЬ ИСКУПИТЬ?
— Да, — в третий раз повторила я и упрямо тряхнула головой, чувствуя молчаливую поддержку Рума. — Если он виновен, значит, будет наказан. Если заслужил — значит, получит по заслугам. Но не здесь, не сейчас и не так, как вы тут собирались. Я сама решу, насколько он виноват, и сама накажу, если в том возникнет необходимость. Он связан со мной, а я с ним. И наше право — выбирать, какими будут наши дальнейшие отношения. Я возвращаю ему свободу!
— ДА БУДЕТ ТАК, — удивительно кротко прошелестел Судья и мгновенно исчез. Только что был, и нет его. Как отрезало: ощущение чужого могучего присутствия незаметно пропало. Языки жаркого огня тоже пропали, разорванная перегородка с тихим шипением втянулась куда-то вниз, предоставив пленнику полную свободу действий. А мы остались с ним вдвоем на холодной земле — усталые, измученные, наполовину обгорелые, держащиеся друг за друга и все еще не способные поверить. Но со странным чувством одержанной, хотя и очень не легкой победы.
Прошла одна томительная секунда в наступившей звенящей тишине, потом две, три… десять. Никто больше не появился, пытаясь законопатить нас внутрь прозрачной тюрьмы. Не заорал дурным голосом, не выскочил из-под земли и даже не погрозил пальцем, кляня за вопиющее нарушение правил. И все бы ничего, но я вдруг тихо всхлипнула и, неожиданно лишившись всех сил, плавно осела вниз. Правда, так и не упала — сильные руки подхватили и крепко прижали к груди, не давая рухнуть на голые камни, зато в голове нещадно зазвенело, уши снова заложило, в глазах заплясали разноцветные огоньки, а стремительно отдаляющийся голос с непередаваемым укором шепнул: