Холодные мечты
Шрифт:
Без трех минут двенадцать Макей посмотрел на часы.
– Время! – перебил он вещавшего о юридических тонкостях адвоката, и потребовал. – Передайте мне приговор.
– Да-да, разумеется, – несколько растерянно согласился адвокат и раскрыл папку с документами.
Его руки не дрожали, любой, не знающий его человек с уверенностью бы сказал, что адвокат был спокоен. Вот только его спокойствия не хватило на то, чтобы удержать папку, которая неожиданно выпала из рук и документы разлетелись во все стороны.
– Уничтожение должно начаться через две минуты, –
– Да, вы абсолютно правы, – согласился Афанасий Афанасьевич.
– Какая разница, сколько минут пройдет? – возмутилась Анжела.
– Правила должны быть четко соблюдены! – отчеканил Макей. – Я уже как-то советовал выучить уставы Империи, чтобы ненароком не развалить ее. Вы до сих пор не сделали этого, поэтому я вновь рекомендую вам выучить уставы.
Афанасий Афанасьевич поднимал листы по одному, читал заглавие, и складывал их обратно в папку. Он это делал с неспешностью человека, который понимает всю необходимость предстоящей процедуры, но вовсе не стремится ее ускорить.
– Осталось тридцать секунд, – объявил Макей.
Более половины документов по-прежнему валялись на полу, где-то среди них был и приговор, прочесть который предстояло в ближайшие секунды.
– Че, помочь? – вежливо спросил Савелий.
– Я помогу, – поддержала его Доминика.
Афанасий Афанасьевич относился к документам, пожалуй, еще более ревностно, чем Мителкин к своим щеткам. Он никогда и никому не позволял прикасаться к ним, опасаясь всего сразу, и того что необычайно важные секреты будут раскрыты, и того, что часть важных бумаг может где-то затеряться. Поэтому достаточно неожиданно было услышать от него согласие.
– Да, пожалуй, нам следует поспешить. И быстрей покончить с этим сожжением!
Трое молодых людей принялись поднимать документы.
Макей поглядывал на секундную стрелку.
Тело дубля лежало на кушетке.
Доминика собрала несколько листов, и вдруг среди прочих документов она увидела завещание Феоктиста. Разумеется, она не собиралась его читать, более того, она уже и думать забыла о том, что существует какой-то наследник, которому, кажется, что-то перепало. Да к тому же сейчас, предстояло закончить неприятное дело, и все мысли были заняты именно телом дубля. Но, когда перед ней оказалось завещание, глаза сами невольно пробежались по строчкам.
«Я Феоктист Федорович Фролов после моей смерти завещаю все свое имущество Антофию Алюмовичу Генералу».
Завещание было оформлено Афанасием Афанасьевичем.
На листе были вписаны символы, придающие законную силу документу. На многих официальных документах Империи были вписаны подобные символы.
Доминика еще и еще перечитывала единственную фразу завещания, будто она могла измениться. Генерал, это не звание, это фамилия наследника Феоктиста. После смерти он должен был получить все, но на момент смерти Феоктист был практически нищим, все уже принадлежало им троим. Получается, наследник не унаследовал ничего. Ведь
Доминика не слышала, как Макей объявил, что время истекло, и как Анжела принялась спорить с ним. И в итоге она добилась того, что сегодня эту процедуру можно задержать на несколько минут, и, разумеется, все владельцы согласятся с ней и поставят свои подписи под соответствующим решением. И что это вовсе не способно развязать войну со Смерком, или иметь какие-либо серьезные последствия.
– Нашел! – крикнул Савелий.
Доминика встрепенулась, она вдруг вспомнила, где находится и зачем они тут собрались. Чисто механически она сложила все собранные документы в стопку и передала их Афанасию Афанасьевичу. И подумала, что надо бы потом потребовать у него объяснений, и сразу же поняла, что никаких объяснений она не получит. Лишь услышит о праве каждого человека распоряжаться собственным имуществом так, как ему хочется. Да, пожалуй, еще и о том, что ей не следовало читать чужой документ, и все написанное в нем является конфиденциальной информацией.
В это время Макей уже начал зачитывать приговор.
– …искусственно созданный биологический объект, не наделенный собственным сознанием или душой, служивший для перемещения по нашему миру, подлежит уничтожению.
Заслонка печи раскрылась. Там внутри полыхал огонь. Потрескивал.
На полу появилась тень кушетки с лежащим на ней дублем, вытянутая, она подергивалась от неровных языков пламени, и это было неприятно. Так же как и их тени появились на противоположной стене, они трепыхались, словно вступили в некий заговор. Температура в камере стала чуть выше, а может это только показалось. Не по себе было всем присутствующим, кроме разве что Макея, привычного и не к такому.
Афанасий Афанасьевич смотрел на дубля. На лбу и на висках адвоката выступили капли пота. Никогда раньше никто не замечал, чтобы он потел. Руки сжимали папку с документами, словно она была щитом, способным защитить от огня, от происходящего и, самое главное, от воспоминаний. Доминике показалось, что если бы она сейчас спросила у него объяснения про завещание и Генерала, то возможно и услышала бы что-то в ответ. Зачем было все завещать одному человеку, и при помощи дарственной отменять это завещание. Почему было не переписать его, когда оказалось, что не хочется ему ничего передавать по наследству. И вообще, Феоктист не мог не знать, кто такой этот Генерал, ведь про него знали все в Империи. Да, момент для вопросов был подходящим.
Доминика сделала шаг к адвокату.
– Погодьте, – крикнул Савелий. – Это того, грубо очень. Мы же ее сжечь хотим.
Афанасий Афанасьевич сглотнул слюну, словно пытался этим остановить рвущийся наружу крик.
– Нет, мы сожжем всего-навсего тело дубля, – ответил Макей.
– Ну, да. Но, наверное, надо что-то такое сказать, – решил Савелий. – Что-то красивое.
– Это не человек, – напомнил Макей. – Это биологическая масса, которая будет уничтожена. Красивые слова не нужны.