Холодный человек
Шрифт:
– И в двенадцать, – докончила за него Вера. – Замечательные часики. Однако мне пора.
– Я тебя провожу! – воскликнул Жюль Верн.
– Только до ближайшей остановки.
– Конечно, конечно… Одна ты будешь выбираться из этих улочек не меньше часа.
Когда покидали особняк, под ногами вертелась страшная собака. Она отчаянно виляла хвостом, умоляюще заглядывала в глаза, словно пытаясь что-то сказать.
– На улицу хочет, – заметил Жюль Верн. – Вернусь через пятнадцать минут и выведу тебя.
Дождь так и не
– Дождь этот… – произнесла Вера только для того, чтобы не молчать. Она ждала от Жюля Верна чего-нибудь вроде объяснения. И оно последовало.
– Кто тебя ждет дома? – спросил парень.
– Никто. Я в одиночестве живу.
– А родители?
– Мать умерла два года назад. Отца я не знала. Одна как перст.
– Может, ко мне завернем, с папашей познакомлю…
– Извини, я немного устала.
– Может, увидимся завтра?
– А стоит?
– Почему бы и нет?
– Но ведь ты меня совсем не знаешь.
– Вот и познакомимся поближе.
Вера остановилась и взглянула на своего провожатого. Из-под низко надвинутого капюшона куртки на нее смотрел ясный взгляд спокойных серых глаз. От взгляда этого на душе вдруг стало легко и чисто, словно и не было этих последних сумасшедших дней. Вере почудилось, будто она знала Жюля Верна давным-давно. Парень дотронулся до плеча девушки.
– Вот и остановка, – сказал он. – Ну, так как?
Вера, загораживаясь от ветра, достала ручку и нацарапала на клочке бумаги цифры.
– Мой телефон, – сообщила она. – Позвони, если захочешь.
И сунула бумажку в мокрую ладонь, одновременно тихонько пожав ее.
Глава 8
Сватовство и смерть
Коммивояжера
Когда Вера добралась до дома, было уже почти темно. Дорогой она забежала в магазин, купила пакет молока и свежих булочек. Ничего другого есть не хотелось. Дома она разделась, накинула халат, налила в чашку молока и устроилась перед телевизором. Шла какая-то мыльная опера, но Вере было все равно. Она равнодушно наблюдала за тем, как на экране суетились и гримасничали легкомысленно одетые девицы, прихлебывала молоко, жевала булочку с корицей и изюмом и по давней привычке анализировать случившееся за день размышляла.
Сабурова убили. Кто? Без сомнения, это работа баронессы. Не сама, конечно, Амалия его задушила, а послала кого-нибудь из своих приближенных. Скорее всего, мальчишку. За это говорят отпечатки маленьких пальцев на шее жертвы. Видать, придурковатый кладоискатель решил вырыть сокровище самостоятельно, не желая делиться с ней. Хорош гусь! Вот и поплатился. Да и существовал ли клад на самом деле? Жюль Верн утверждает: мальчик в коротких штанишках погиб в тридцать пятом. Значит, он не имеет никакого отношения ни к мачехе-змее, ни к отомстившему за его смерть отцу. Словом, блеф! А Сабуров купился. Поверил,
Баронесса считала, что этот деятель претендует на Верины руку и сердце, вот и убрала конкурента. А она весьма энергична, эта Амалия. Своего непременно добьется. Сабуров Вере не слишком нравился. Хоть и ученый-историк, археолог, а замашки у него были, как у торгаша. Не зря баронесса вселила в него этого купчишку Брыкина. По Сеньке и шапка. И все же жалко его, дурака. Из-за нее погиб. Хотя почему из-за нее? Из-за собственной жадности. Лучше бы не искал клады, а занимался своей археологией. Раскапывал памятники русского Средневековья…
В дверь позвонили. Раз, два… Звонки были настойчивы. Гость явно не желал уходить.
– Кого там черт принес?! – в сердцах произнесла Вера и поплелась к двери.
На пороге стоял Молчановский. В одной руке он держал огромный букет темно-красных «кладбищенских роз», а в другой что-то продолговатое, завернутое в папиросную бумагу.
– Ой! – воскликнула Вера. – Вы!
– Вот, шел мимо… – Молчановский протянул Вере букет.
– Это мне?!
– Конечно.
– Но с какой стати?!
– Потому что ты – хороший человек.
Вера закатила глаза в деланом ужасе:
– Третий раз видите, а уже определили?
– Я неплохо разбираюсь в людях.
– Ну, проходите, раз пришли.
Вера провела гостя в комнату. Включила торшер, придвинула к дивану журнальный столик, а для гостя приготовила кресло.
– Уютно у тебя, – озираясь, заметил Молчановский. – Я до этого только на кухне бывал. – Он поставил на стол сверток.
– Вино? – спросила Вера.
– Да, шампанское. А может, лучше пока его в холодильник убрать?
Вера сунула розы в вазу, потом отнесла бутылку в почти пустой морозильник, а когда вернулась, увидела на журнальном столике коробку дорогих конфет.
– По какому случаю мы гуляем? – поинтересовалась она.
Молчановский загадочно усмехнулся:
– Хотел потолковать с тобой.
– Потолковать? О чем?
– О жизни.
– О! Звучит довольно загадочно. О жизни… О чьей, вашей или моей?
– Ну… О твоей… И о моей тоже.
– Хорошо. Давайте толковать. Начинайте.
– Может, сначала немного выпьем?
– Вино еще не охладилось.
– Да какая разница: охладилось, не охладилось… Сделаем по глотку для лучшего налаживания контакта… Неси! Фужеры у тебя есть? – спросил Молчановский, когда Вера исполнила требуемое.
Вера достала из серванта пару огромных, как вазочки, фужеров из цветного стекла.
– В самый раз! – сказал Молчановский. – В такой фужер полбутылки влезет. – Он хлопнул пробкой, но сделал это столь аккуратно, что не пролил мимо ни капли вина.
– Давай выпьем… – Молчановский сделал паузу, – за партнерство.