Холодный дом (главы I-XXX)
Шрифт:
– О господи!
– проговорил опекун.
– Опять восточный ветер, не иначе!
Мы с Адой приняли девушку ласково и познакомили ее с мистером Джарндисом, после чего она села и сказала ему:
– Привет от мамы, и она надеется, что вы извините ее, потому что она занята правкой корректуры своего проекта. Она собирается разослать пять тысяч новых циркуляров и убеждена, что вам будет интересно это узнать. Я принесла с собой циркуляр. Привет от мамы.
И, немного насупившись, она подала циркуляр опекуну.
– Благодарю вас, - сказал опекун.
– Очень обязан миссис Джеллиби. О господи!
Мы занялись Пищиком, - сняли с него его епископскую шляпу, стали спрашивать, помнит ли он нас, и тому подобное. Сначала Пищик все закрывался рукавом, но при виде бисквитного торта осмелел, - даже не стал упираться, когда я посадила его к себе на колени, а сидел смирно и жевал торт. Вскоре мистер Джарндис ушел в свою временную Брюзжальню, а мисс Джеллиби заговорила, как всегда, отрывисто.
– У нас, в Тейвис-Инне, все так же скверно, - начала она.
– У меня - ни минуты покоя. А еще говорят об Африке! Хуже мне быть не может, будь я даже... как это называется?., "страдающим братом нашим!"
Я попыталась сказать ей что-то в утешение.
– Утешать меня бесполезно, мисс Саммерсон, - воскликнула она, - но все-таки благодарю вас за сочувствие. Кто-кто, а уж я-то знаю, как со мной поступают, и разубедить меня нельзя. Вас тоже не разубедишь, если с вами будут так поступать. Пищик, полезай под рояль, поиграй в диких зверей!
– Не хочу!
– отрезал Пищик.
– Ну, погоди, неблагодарный, злой, бессердечный мальчишка!
– упрекнула его мисс Джеллиби со слезами на глазах.
– Никогда больше не буду стараться тебя наряжать.
– Ладно, Кедди, я пойду!
– вскричал Пищик; он, право же, был очень милый ребенок и, тронутый огорченьем сестры, немедленно полез под рояль.
– Пожалуй, не стоит плакать из-за таких пустяков, - проговорила бедная мисс Джеллиби, как бы извиняясь, - но я прямо из сил выбилась. Сегодня до двух часов ночи надписывала адреса на новых циркулярах. Я так ненавижу все эти дела, что от одного этого у меня голова разбаливается, до того, что прямо глаза не глядят на свет божий. Посмотрите на этого несчастного малыша! Ну есть ли на свете подобное пугало!
Пищик, к счастью, не ведающий о недостатках своего туалета, сидел на ковре за ножкой рояля и, уплетая торт, безмятежно смотрел на нас из своей берлоги.
– Я отослала его на другой конец комнаты, - сказала мисс Джеллиби, подвигая свой стул поближе к нам, - потому что не хочу, чтобы он слышал наш разговор. Эти крошки такие понятливые! Так вот, я хотела сказать, что все у нас сейчас так плохо, что хуже некуда. Скоро папу объявят банкротом - вот мама и получит по заслугам. Она одна во всем виновата, ее и надо благодарить.
Мы выразили надежду, что дела мистера Джеллиби не так уж плохи.
– Надеяться бесполезно, хоть это очень мило с вашей стороны, отозвалась мисс Джеллиби, качая головой.
– Не дальше как вчера утром папа (он ужасно несчастный) сказал мне, что не в силах "выдержать эту бурю". Да и немудрено, - будь он в силах, я бы очень этому удивилась. Если лавочники присылают нам на дом всякую дрянь, какую им угодно, а служанки делают с нею все, что им угодно, а мне некогда наводить порядок в хозяйстве, да я и не умею, а маме ни до чего нет дела, так может
– Но, милая, - сказала я, улыбаясь, - не может же ваш папа бросить свою семью.
– Хорошенькая семья, мисс Саммерсон!
– отозвалась мисс Джеллиби. Какие радости дает она ему, эта семья? Счета, грязь, ненужные траты, шум, падения с лестниц, неурядицы и неприятности - вот все, что он видит от своей семьи. В его доме все летит кувырком, всю неделю, от первого дня до последнего, как будто у нас каждый день большая стирка, только ничего не стирают!
Мисс Джеллиби топнула ногой и вытерла слезы.
– Мне так жаль папу, - сказала она, - и я так сержусь на маму, что слов не нахожу! Однако я больше не намерена терпеть. Не хочу быть рабой всю жизнь, не хочу выходить за мистера Куэйла. Выйти за филантропа... счастье какое, подумаешь. Только этого не хватает!
– заключила бедная мисс Джеллиби.
Признаюсь, я сама не могла не сердиться на миссис Джеллиби, когда видела и слушала эту заброшенную девушку, - ведь я знала, сколько горькой бичующей правды было в ее словах.
– Если бы мы не подружились с вами, когда вы остановились у нас, продолжала мисс Джеллиби, - я постеснялась бы прийти сюда сегодня, понятно, какой нелепой я должна казаться вам обеим. Но так или иначе, я решилась прийти, и в особенности потому, что вряд ли увижу вас, когда вы опять приедете в Лондон.
Она сказала это с таким многозначительным видом, что мы с Адой переглянулись, предвидя новые признания. !!!
– Да!
– проговорила мисс Джеллиби, качая головой.
– Вряд ли! Я знаю, что могу довериться вам обеим. Вы меня никогда не выдадите. Я стала невестой.
– Без ведома ваших родных?
– спросила я.
– Ах, боже мой, мисс Саммерсон, - ответила она в свое оправдание немного раздраженным, но не сердитым тоном, - как же иначе? Вы знаете, что за женщина мама, а рассказывать папе я не могу - нельзя же расстраивать его еще больше.
– А не будет он еще несчастнее, если вы выйдете замуж без его ведома и согласия, дорогая?
– сказала я.
– Нет, - проговорила мисс Джеллиби, смягчаясь.
– Надеюсь, что нет. Я всячески буду стараться, чтобы ему было хорошо и уютно, когда он будет ходить ко мне в гости, а Пищика и остальных ребятишек я собираюсь по очереди брать к себе, и тогда за ними будет хоть какой-нибудь уход.
В бедной Кедди таились большие запасы любви. Она все больше и больше смягчалась и так расплакалась над непривычной ей картиной семейного счастья, которую создала в своем воображении, что Пищик совсем растрогался в своей пещере под роялем и, повалившись навзничь, громко разревелся. Я поднесла его к сестре, которую он поцеловал, потом снова посадила к себе на колени, сказав: "Смотри - Кедди смеется" (она ради него заставила себя рассмеяться), - и только тогда он постепенно успокоился, но все же не раньше, чем мы разрешили ему потрогать нас всех по очереди за подбородок и погладить по щекам. Однако его душевное состояние еще недостаточно улучшилось для пребывания под роялем, поэтому мы поставили его на стул, чтобы он мог смотреть в окно, а мисс Джеллиби, придерживая его за ногу, продолжала изливать душу.