Холодный дом
Шрифт:
– Пожалуй! – соглашается старик. – Сказать правду, я никого не приглашаю в гости, мистер Джордж, и никого не угощаю. Не могу себе этого позволить. Но раз уж вы, хоть и вежливо, настояли на трубке…
– Дело не в том, сколько она стоит, – это мелочь. Просто мне пришла блажь вытянуть из вас хоть это. Получить хоть что-нибудь за свои деньги.
– Ха! Вы предусмотрительны, сэр, вы предусмотрительны! – восклицает дедушка Смоллуид, потирая ноги.
– Очень. И всегда был. – Пых! – Вот вам неоспоримое доказательство моей предусмотрительности, –
– Не унывайте, сэр. Вы еще можете выйти в люди.
Мистер Джордж смеется и делает глоток.
– Может быть, у вас есть родственники, которые согласятся уплатить этот должок, – спрашивает дедушка Смоллуид, и в глазах его зажигаются огоньки, – а может, среди них найдутся два-три кредитоспособных человека, которые поручатся за вас, так, чтобы я мог уговорить своего приятеля в Сити дать вам новый заем? Мой приятель в Сити удовольствуется двумя кредитоспособными поручителями. Неужели у вас нет таких родственников, мистер Джордж?
Продолжая курить, мистер Джордж отвечает на это с невозмутимым видом:
– Ежели бы они и были, я все равно не стал бы их беспокоить. В юности я и так причинил немало беспокойства своей родне. Может быть, это и хорошо, когда блудный сын, в лучшие свои годы только прожигавший жизнь, наконец раскаивается, возвращается к порядочным людям, которые не могли им гордиться, и живет на их счет; но это не в моем духе. Если уж ты ушел из дому, то, по-моему, лучший вид покаяния – держаться подальше от своих.
– Но естественная привязанность, мистер Джордж? – возражает дедушка Смоллуид.
– К двум кредитоспособным поручителям, а? – говорит мистер Джордж, покачивая головой и спокойно покуривая. – Нет. Это тоже не в моем духе.
Дедушка Смоллуид, после того как его в последний раз встряхнули, мало-помалу соскальзывал с кресла, а теперь превратился в узел тряпья, из которого раздается голос, зовущий Джуди. Эта гурия появляется, привычно встряхивает его, и старец приказывает ей остаться в комнате, ибо он, по-видимому, остерегается докучать гостю просьбами о помощи.
– Да! – начинает приведенный в порядок дедушка Смоллуид. – Если бы вам удалось разыскать капитана, мистер Джордж, – это бы вас поставило на ноги. Помните, как вы в первый раз пришли сюда, прочитав наши объявления в газетах, – когда я говорю наши, я имею в виду объявления моего приятеля в Сити и еще двух-трех человек, которые таким же образом помещают свои капиталы и так со мной дружны, что изредка помогают мне в моей нужде, – вот если бы вы тогда услужили нам, мистер Джордж, это поставило бы вас на ноги.
– Я бы не прочь стать на ноги, как вы выражаетесь, – говорит мистер Джордж, продолжая курить, однако уже несколько утратив спокойствие духа,
– Почему же, мистер Джордж? Почему, скажите, ради… ради ведьмы? – спрашивает дедушка Смоллуид, явно раздраженный.
(Слово «ведьма», вероятно, вырвалось у него потому, что взгляд его упал на спящую миссис Смоллуид.)
– По двум причинам, почтенный.
– Какие же это две причины, мистер Джордж? Какие, скажите, ради…
– Нашего приятеля в Сити? – доканчивает его фразу мистер Джордж, спокойно отпивая из стакана.
– Да, если хотите. Какие причины?
– Во-первых, – отвечает мистер Джордж, по-прежнему не отрывая глаз от Джуди, словно она так стара и так похожа на дедушку, что безразлично, к кому из них обоих обращаться, – вы, джентльмены, меня провели. Вы писали в объявлениях, что мистер Хоудон (или капитан Хоудон, если верить поговорке: «Капитан – капитаном и останется») может узнать от вас нечто для него полезное.
– Ну? – резким, пронзительным голосом понукает его старик.
– Вот вам и ну! – говорит мистер Джордж, не переставая курить. – Не велика польза, когда тебя сажают в тюрьму по приговору лондонских торговцев, а ведь так оно и было бы, явись он к вам.
– Почем вы знаете? Богатые родственники могли бы уплатить его долги целиком или хоть частично. Не мы провели его, а он – нас. Он задолжал нам кучу денег. Я скорей задушу его, чем прощу ему долг. Как вспомнишь про него… – рычит старик, растопырив бессильные пальцы, – так бы и задушил его сию же минуту.
Во внезапном порыве ярости он запускает подушкой в безобидную миссис Смоллуид, но подушка, никого не задев, пролетает мимо, ее кресла.
– Я и сам знаю, – отзывается кавалерист, на мгновение вынимая трубку изо рта и переводя глаза, следившие за полетом подушки, на головку трубки, которая едва курится, – я и сам знаю, что он сорил деньгами и промотался. Я долгое время был с ним, когда он во весь опор мчался к разорению. Болен он был или здоров, богат или беден, я всегда находился при нем. Вот этой самой рукой я удержал его однажды, когда он уже прошел через все, разбил все в своей жизни… и поднес пистолет к виску.
– Жалко, что не выстрелил! – говорит благожелательный старец. – Жалко, что голова его не разлетелась на столько кусков, сколько фунтов он задолжал!
– Случись так, от нее бы, конечно, только пыль осталась, – холодно отзывается кавалерист. – Так или иначе, когда-то у него было все – молодость, надежды, красота; потом не осталось ничего, и хорошо, что я не смог его разыскать тогда и принести ему столь большую «пользу». Это причина номер один.
– Надеюсь, причина номер два так же уважительна? – рычит старик.