Холодный поцелуй смерти
Шрифт:
— Что-то я не понимаю. — Мне даже стало нехорошо. — Что изменится, если Роза принесет тебе эти самые пасхальные клятвы? Все равно можно потом убить вас обоих — ну, или нас с тобой, так ведь?
— Роза получила независимость. По нашим законам, если кто-то пожелает отнять ее собственность, он должен будет бросить Розе Вызов и победить ее при свидетелях. Если же кто-то из нас отказывается от независимости, Вызов должен принять его Господин.
— Ясно, возвращаемся в начало алгоритма. — Я вздохнула. — Тогда претендентам придется бросить Вызов тебе, а старушка Лиз, похоже, перед этим не остановится.
—
— Что?! — Меня так и подбросило от неожиданности, изумления и ужаса. — То есть если Роза покорится тебе, я, получается, снова перейду в собственность к этому психу?!
— На первый взгляд именно так…
Я схватила его за грудки.
— Я к нему не вернусь, ясно тебе?! — заорала я ему в лицо. — У тебя был шанс получить меня, но ты все прошляпил! Только попробуй, и я убью тебя — кого угодно убью — или руки на себя наложу! Я не стану собственностью Бастьена! Ни-ког-да!
Он накрыл мои руки своими — и под его ледяным прикосновением страх сразу развеялся.
— Женевьева. — Голос его звучал мягко, но настойчиво. — Успокойся. Я сказал, что на первый взгляд покажется, будто ради тебя надо будет бросить Вызов самому Автарху. Полагают, будто я ему по-прежнему верен.
— Но ты же мне говорил… — Это было, когда я решила, что он явился забрать меня к Автарху. — Ты говорил, что уже двадцать лет не называешь его Господином! — Я выдернула руки из его ледяной хватки и принялась растирать, чтобы согреться. — И прекрати манипулировать моими чувствами, вот что!
— Приношу свои извинения, я намеревался всего лишь избавить тебя от страха. — Малик наклонил голову. — То, что я больше не зову Бастьена Господином, — это правда, однако нас обоих устраивает, чтобы в кровных кланах полагали, будто я ему покоряюсь. То, что все считают, что он способен подчинить меня себе, немало способствует его положению в обществе, а мне не приходится иметь дело с чужими Вызовами. К тому же все трижды подумают, прежде чем убить меня и тем самым прогневать Автарха.
— Тоже мне проблема! Старушку Лиз перспектива прогневать Автарха не заботит!
— Несомненно, она уверена, что, если улестит Автарха, предложив ему твою кровь, он смирится с неизбежными потерями и будет рад, что она меня устранила, — рассудительно ответил Малик. — Разумеется, она, как и многие другие, полагает, будто кровь сидов несет в себе столько жизненной силы, что позволит ей победить в любом поединке — даже с Автархом.
— Так, давай-ка все проясним. — Я прищурилась. — Как только остальные вампиры увидят, что Роза публично тебе покорилась, они решат, будто я принадлежу Автарху, — и так будут думать все, кроме тебя и его?
— В точности так, — кивнул Малик.
— Значит, если он захочет заполучить меня обратно, ему придется бросить тебе Вызов — или ты сможешь выдать меня ему?
— Да.
У меня перехватило дух — на миг я задумалась о том, станет ли Малик биться за меня, если ему бросят Вызов, или просто отдаст Автарху по первому кивку. Тут я решила, что сейчас не время об этом думать. Мне есть чего бояться и есть о чем поразмыслить — например, о том, как выпутаться живой из этой передряги. А вид у вампира, устало прислонившегося к стенке лифта
Я пожевала губу и задала вопрос, который меня мучил:
— Если ты знаешь, что Лиз или кто-то еще может напасть на тебя, потому что ты ослабел, почему ты не поел, прежде чем идти сюда?
— Никто из тех, кто получил независимость, не предложит мне кровь по доброй воле, а кровь тех, кто принадлежит к другим кровным кланам, для меня запретна без дозволения их Господина. Поэтому я и был вынужден просить кровную долю.
— Но ведь в СОС-тауне кишмя кишат вампирские наркоманы любого калибра — они ведь, наверное, никому не принадлежат!
— Женевьева, я происхожу из ревенантов, и тебе это известно. Я питаюсь лишь кровью других вампиров. Если я буду пить кровь людей, это поставит под угрозу слишком много жизней — и потому, что у меня повышенные потребности, и потому, что я могу неосознанно передать им свой специфический Дар. Именно это проклятие Элизабетта и надеется пробудить.
«Ревенантов влечет лишь жажда крови, и утолить ее полностью невозможно». Когда-то я слышала от Малика нечто подобное; а сейчас я вспомнила, что он говорил Элизабетте, когда она требовала, чтобы он меня укусил. «Если бы я и в самом деле поддался проклятию, ты бы сейчас спровоцировала кровавую бойню».
— Ты хочешь сказать, что никогда в жизни не кусал человека? — потрясенно спросила я.
— Отчего же, кусал, но очень редко — и никогда в таком состоянии, как сейчас.
— То есть ты можешь питаться, только если тебе дадут позволение?
Взгляд его потемнел.
— Да, только так. Остальное не допускает кодекс чести.
Мне даже не стало смешно от слов «кодекс чести». Я представила себе всевозможные тягостные следствия подобного установления — и они рванулись мне в голову, топоча, словно табун гоблинов. Значит, именно поэтому он вонзал клыки мне только в руку или в губу — но не в шею? Значит, поэтому он отказывается пить мою кровь? Что будет, если сородичи решат уморить его голодом? Неужели он превратится в чудище, одержимое жаждой крови, в маньяка, в серийного убийцу? И к тому же он полностью зависит от тех, кто с удовольствием убил бы его, дай им волю! Вопросы так и ринулись ко мне, отталкивая друг друга, но я даже не стала их распутывать. У меня возникла соблазнительная мысль, основанная на одной обмолвке Элизабетты.
— Она права: моя кровь действительно подхлестывает магию.
Малик развел руками:
— По всей видимости, да. Если бы ты сегодня утром не поделилась ею с Джозефом, мне не удалось бы так быстро оправиться.
— Но ты все еще голоден, — гнула я свое, — и все еще слаб.
— Как только я напьюсь крови, силы возвратятся.
Я подумала было предложить ему запястье, даже руку подняла, но Малик предостерегающе поднял ладонь.
— Женевьева, я не прошу твоей крови, — мягко возразил он. — Пусть Элизабетта и отказывает мне в кровной доле, но ведь Золотой Клинок — лишь один из четырех кровных кланов. От тебя мне требуется лишь содействие в облике Розы, как мы и договаривались.