Холодный зной
Шрифт:
Шел 1994 год, и даже в Ирландии это уже не считалось позором. Жизнь так устроена. Возможно, этот парень приехал, чтобы работать в отеле на кухне, но со временем все могло поменяться.
Наступил ее пятидесятый день рождения, но Синьора не рассказала об этом Марио, она вообще никому не рассказала. Она вышила для себя маленький чехол на подушку, изобразив надпись BUON COMPLEANNO — «С днем рождения».
Она наблюдала из окна, как юная Мария выходит замуж за того самого мальчишку с кухни, и молодожены так же входили в церковь,
Представить только, ей уже пятьдесят. Она не чувствовала, что стала старше хоть на день, с тех пор как поселилась здесь. И она ни о чем не жалела. Много ли найдется на свете людей, которые скажут о себе то же самое?
И конечно же она была права в своих предсказаниях. Мария вышла за человека, который ее не стоил, по мнению ее семьи, но прошло совсем немного времени, и об этом перестали судачить в деревне.
А их второй сын все-таки уехал в Нью-Йорк, и, судя по слухам, у него все было отлично. Он работал в закусочной своего кузена и каждую неделю откладывал деньги, ожидая того дня, когда вернется на Сицилию и купит там свой собственный дом.
Синьора всегда спала с приоткрытым окном, так что одна из первых услышала крики, когда братья Габриелы, теперь уже располневшие и солидные, бежали по площади прямо к ее дому. Она спряталась за ставнями и наблюдала. Должно быть, произошла авария. О боже, неужели кто-то из их детей… У них в семье и без того было полно проблем.
А потом на пороге она увидела плотную фигуру Габриелы, стоявшую в одной ночной рубашке с накинутой на плечи шалью. Закрыв лицо руками, она кричала на всю улицу.
Марио, Марио… Звук ее голоса унесся в горы, а потом покатился вниз по долине.
Этот же крик пронесся по спальне Синьоры, и ее сердце заледенело, когда она увидела, как родственники вытаскивают тело из машины.
Она не знала, сколько времени простояла как статуя. Но потом, когда площадь заполнилась людьми, она тоже оказалась среди них, и слезы хлынули из глаз. В лунном свете она увидела его лицо, все в кровавых подтеках и синяках. Он ехал домой из деревни, находившейся неподалеку. Он не заметил поворота, и машина перевернулась несколько раз.
Ей необходимо было дотронуться до его лица, поцеловать, и никакая сила не могла остановить ее в тот момент, даже несмотря на то что его сестры, жена и дети стояли там. Она сделала шаг вперед, не осознавая, что все смотрят на нее, абсолютно забыв о годах, покрытых тайной.
Когда она уже почти приблизилась к нему, то почувствовала, как чьи-то руки тащат ее назад. Это были Синьора Леонэ, ее друзья Паола и Джанна и, как потом она узнала, двое братьев Габриелы. Они просто утащили ее оттуда, где все могли видеть неприкрытое горе женщины, любившей его.
В ту ночь она была в домах, где никогда не бывала раньше, и люди поили ее крепким бренди, и кто-то гладил ее руку. За
В день похорон она сидела возле своего окна, бледная и спокойная, а потом уронила голову, когда из отеля вынесли гроб и понесли через площадь к церкви. Колокол издал единственный траурный звук. Никто не поднял головы и не посмотрел на ее окно, и никто не видел слез, стекавших по ее щекам и капавшим на вышитое одеяло, которое лежало у нее на коленях.
И теперь все были уверены, что настало ее время возвращаться домой.
Понемногу и она осознала это. Ее друзья советовали ей уезжать. А Паоло и Джанна подарили большое блюдо.
— Положи на него все фрукты, которые растут в Ирландии, и оно будет напоминать тебе о времени, прожитом в Аннунциате, — говорили они. Им казалось, что она непременно должна так сделать.
Но у Синьоры не было дома, куда она могла бы уехать, да и не хотела она никуда уезжать. Она прожила здесь больше двадцати пяти лет и здесь умрет. Однажды церковный колокол будет звонить по ней, и она уже начала копить деньги, чтобы ее похоронили в — маленьком резном деревянном гробу.
Так она не замечала намеков, которые ей делали все чаще, не замечала до тех пор, пока Габриела не пришла повидаться с ней.
Габриела шла по площади в темной траурной одежде. Она постарела, и глубокие морщины изрезали ее лицо. Раньше она никогда не приходила сюда. А сегодня постучала в дверь, как будто ее здесь ожидали. Синьора пригласила ее войти и предложила сок и пирожные. Затем села и стала ждать.
Габриела обошла обе маленькие комнаты, дотронулась до расшитого одеяла.
— Превосходная работа, Синьора, — произнесла она.
— Вы очень добры, синьора Габриела.
Затем последовало долгое молчание.
— Вы скоро вернетесь в свою страну? — спросила Габриела.
— Никто не может заставить меня уехать отсюда, — просто ответила Синьора.
— Но здесь нет того, ради кого вы хотели бы остаться. Теперь нет. — Габриела говорила прямо.
Синьора кивнула в знак согласия.
— Но в Ирландии, синьора Габриела, вообще никого нет. Я приехала сюда молодой девушкой, теперь я взрослая женщина, скоро начну стареть. Думаю, я останусь здесь. — Их глаза встретились.
— У вас здесь нет друзей, нет настоящей жизни, Синьора.
— Но я здесь имею больше, чем в Ирландии.
— Вам нужно строить новую жизнь на родине. Там ваши друзья, семья, они будут рады вашему возвращению.
— Вы хотите, чтобы я уехала, синьора Габриела?
— Он всегда говорил, что ты уедешь, только если он умрет. Он сказал, что ты уедешь только тогда, когда я буду носить траур по своему мужу.
Синьора с изумлением посмотрела на нее. Марио пообещал это, не спросив ее мнения.