Холостяк
Шрифт:
Он начал двигаться с ней, входя все глубже, и с каждым движением, с каждым толчком напряжение внутри ее все нарастало, она не могла перевести дух, но это было и не нужно, ощущения захлестнули ее, вознося все выше и выше, к самому краю и еще дальше, и она испытала оргазм, равного которому никогда еще не испытывала — потому что это был не просто секс, но любовь.
Прерывистый стон Романа подсказал ей, что он испытывает то же самое. Она его любит. Позже, уже засыпая в его объятиях, Шарлотта спросила себя, почему
Шарлотта проснулась и потянулась. Прохладные простыни холодили ее обнаженную кожу. Проснуться в одиночестве было одновременно и привычно, и странно. Она всю жизнь просыпалась одна, этим сегодняшнее утро ничем не отличается от других, но после того, как она провела ночь, прижимаясь к Роману, просыпаться одной было как-то тревожно и неприятно. То же можно было сказать и о чувствах, которые атаковали ее еще не до конца проснувшийся мозг.
Она понимала, почему на исходе ночи Роман поцеловал ее и ушел, она уважала его стремление оградить ее от сплетен, неизбежных в их маленьком городке. Но ей его не хватало, она скучала по нему и хотела снова заняться с ним любовью. Она его любит. Каждая из этих мыслей пугала Шарлотту до невозможности.
Она встала и стала делать все то, что проделывала каждое утро, притворяясь, будто все осталось по-прежнему. Горячий душ, горячий кофе, быстрый спуск по лестнице в магазин. Все как обычно. Но невозможно отрицать, что сама она стала другой. Потому что тремя этими словами, «я люблю тебя», она привязала себя к Роману. И теперь, когда эти слова были произнесены, она боялась, что ее жизнь изменится навсегда. И если история — ее матери, ее отца и даже Романа — что-то значит, то эта перемена будет не к лучшему.
С этой тревожной мыслью Шарлотта вошла в открытый магазин. Она надеялась, что знакомые оборки и кружева и ванильные попурри, которые она обновляла каждый день, успокоят ее нервы. Она вошла — и в ноздри ей неожиданно ударил запах лаванды. Запах будоражил и разрушал ощущение успокаивающего однообразия, которое она надеялась здесь обрести.
— Бет! — позвала она.
— Я здесь.
Подруга вышла из подсобки с бутылочкой освежителя воздуха. Она шла и по дороге распыляла аромат.
— Вчера здесь была бригада уборщиков, и такое впечатление, что они разлили в кабинете бутыль аммиака. — Она замахала рукой перед носом. — Там просто задохнуться можно. Я пытаюсь перебить тот запах и распыляю этот.
Шарлотта с отвращением сморщила нос:
— Неужели так плохо?
Ее мутило и от запаха лаванды. Она прошла в магазин и бросила сумочку возле прилавка, а когда дошла до зоны примерочных, то попятилась.
— Фу!
Ее идея закрыться в кабинете и с головой уйти в работу, спрятавшись от всяких мыслей, с треском провалилась.
Бет кивнула.
— Я закрыла дверь в
— Спасибо. По крайней мере в самом зале воздух не так уж плох.
— Надеюсь, так и останется.
— Что ж, придется закрыть примерочные и помечать чеки — все, что будет куплено сегодня, придется принять обратно, если потребуется.
Обычно вещи, которые были на распродаже, а также купальники и нижнее белье они не принимали, а только обменивали, но это было бы несправедливо, если покупатель не имел возможности примерить вещь перед тем, как купить.
— Если запах усилится, придется закрыть магазин на весь день. Незачем нам травиться.
Бет еще несколько раз пшикнула распылителем.
— А ты не могла выбрать какой-нибудь другой аромат?
— В супермаркете больше ничего не было.
— Ладно, не важно. Только, пожалуйста, не распыляй больше, посмотрим, что будет.
Бет поставила освежитель на полку и пошла вслед за Шарлоттой в торговый зал. Шарлотта приоткрыла входную дверь, чтобы впустить свежий воздух.
— Ну вот, — сказала Бет, присаживаясь на прилавок рядом с кассой. — Я рада, что ты здесь и улыбаешься. Как ты себя чувствуешь после… ну ты понимаешь.
На последних двух словах Бет понизила голос до шепота. Шарлотта поняла, что она имеет в виду вчерашнюю сцену, разыгравшуюся во время бейсбольного матча.
А Шарлотта, как только она села в машину Романа, напрочь забыла и о Бет, и об обеде, и обо всем остальном.
— Я — прекрасно, — ответила она так же приглушенно, потом спохватилась, оглядела пустой магазин, расширила глаза и спросила уже громко: — А почему мы шепчем?
Бет пожала плечами:
— Сама не знаю.
— Ну так вот, я в порядке. Хотя мне не понравилось, что мне устроили засаду в общественном месте. Если папа, то есть я хотела сказать Рассел, хотел со мной поговорить, он мог бы мне позвонить. Или зайти. Или застать меня где-нибудь одну. А так… это было унизительно.
Бет посмотрела на свои ногти, избегая встречаться взглядом с Шарлоттой, и спросила:
— А ты бы уделила ему время, если бы он так сделал? Шарлотта повращала плечами — от их разговора ее начало сковывать напряжение.
— Не знаю. Ты бы уделила время Доктору Импланту? — Тут же пожалев о сказанном, Шарлотта ахнула. — Господи, Бет, прости! Не знаю, почему я срываю на тебе злость. — Шарлотта подбежала к прилавку и обняла Бет. — Ты меня прощаешь?
— Конечно. У тебя же нет сестры, которую ты могла бы мучить, а твоя мать слишком хрупкая. Да, я бы уделила время Доктору Импланту, достаточно времени, чтобы поблагодарить его за то, что он открыл мне глаза на мои сомнения и неуверенность в себе. А потом я бы вылила на него ведро ледяной воды.