Homo Гитлер: психограмма диктатора
Шрифт:
Для приверженцев психоанализа следующий пассаж этой речи фюрера является очевидным подтверждением того, что Гитлер совершенно четко представлял себе собственную фаллическую роль в нацистском движении: «Моя миссия как знаменосца партии заключается в беспрерывном движении вперед. Я буду нести наше знамя ровно столько, сколько мне отпущено роком, и никогда не выпущу его из рук».[119] В принципе способность Гитлера часами простаивать на парадах с поднятой в нацистском приветствии рукой и была символической демонстрацией мужского начала.
Данный жест Гитлера при желании можно рассматривать как фаллический. Вскинутая в знак приветствия правая рука была знаком мужской силы. Он мог простоять в такой утомительной позе намного дольше, чем любой другой человек, что производило на присутствовавших весьма сильное впечатление.
По мнению Генриха Манна: «Массы соблазняют сексом. Как уличная Венера, он получил первую красоту только под угрозой убийства и
В 1937 году на партийном съезде в Нюрнберге Адольф Гитлер выступал перед 20 000 восторженных женщин. Находясь в апогее, Гитлер задал собравшимся риторический вопрос: «Что я дал всем вам?» — и спустя мгновение сам на него ответил: «Мужчину». То, что в это мгновение происходило со слушавшими его женщинами, по мнению Отто Штрассера, можно смело назвать оргазмом.[121]
В определенном смысле стиль выступлений Гитлера напоминал изнасилование. «Все это можно сравнить с извращенным убийством на сексуальной почве; оратор вгрызается в "плоть слушателей", которые реагируют соответствующим образом. Эти собрания были не чем иным, как коллективными оргиями, где практиковали замещение нормального способа удовлетворения суррогатом. От посещения выступления Гитлера во Дворце спорта у Хазенклевера осталось следующее впечатление: "Все мычали и готовы были идти на убой. Женщины, не знавшие до этого мужчин, впервые испытали удовлетворение. Это был настоящий оргазм"». Для Гитлера было крайне важно подчинить слушателей своей воли. Он считал, что «масса должна чувствовать триумф собственной силы» и «массам нужен человек в кирассирских сапогах» (здесь он намекал на Бисмарка).
По мнению Генриха Манна: «Оратор, который насилует и оскверняет толпу, получает от этого удовлетворение, достойное его искусства. Он обнажается перед всеми людьми, которые не способны по-настоящему удивиться этому духовному стриптизу, и показывает то, что должен был скрывать». Гитлер и нацистское движение, вне всякого сомнения, являются теми «проявлениями человеческой природы, которые не переносят яркого света».
В «Майн кампф» Адольф Гитлер описал, в какое именно время суток удобнее всего подчинить человека своему влиянию: «Утром и в течение дня сила воли человека с большой энергией сопротивляется всем попыткам навязать ей чужую волю и мнение. Вечером же он легче поддается преобладающей силе более мощной воли. Таким образом, каждое собрание представляет собой борьбу двух противоположных сил. Мощное ораторское искусство апостольской личности с большей легкостью подчинит своей воле человека с уже ослабленной естественным путем силой сопротивления, чем того, чей разум еще находится во всеоружии». Гитлер в частности и фашизм вообще в области секса делали ставку на силу.
После начала войны Гитлер выступал крайне редко. Он считал, что теперь за него будут говорить немецкие пушки и солдаты. Однако он не смог отказать себе в удовольствии выступать перед выпускниками военных училищ. Вплоть до 1943 года он не менее восьми раз выступал в берлинском Дворце спорта перед молодыми офицерами вермахта, флота, люфтваффе и ваффен-СС. Гитлер желал «черпать силы во внешнем виде и уверенности этих молодых, неопытных и потому еще восторженных кандидатов в офицеры».
Он ревниво следит за тем, чтобы все слушатели прониклись речью и полностью подчинились его воле. 25 апреля 1941 года, выступая перед 9000 будущих офицеров, он сказал: «Как фюрер немецкого народа и ваш верховный главнокомандующий я не знаю и никогда не буду знать слова "капитуляция", то есть подчинение чужой воле. Никогда, никогда!»[122]
По мнению Макса Домаруса, «здесь Гитлер, вне всякого сомнения, сказал именно то, что он хотел сказать. Для него подчинение чужой воле было самым худшим из всего, что могло случиться».
30 мая 1942 года, выступая в Берлине во Дворце спорта перед 10 000 молодых лейтенантов, уже начавший физически разрушаться Гитлер достиг апофеоза удовлетворения своих садистских наклонностей. Он начал речь словами «Мои молодые товарищи» и стал рассказывать юношам о ранних фрустрациях своих попыток подчинить своему влиянию сопротивляющихся мужчин: «Когда я, никому не известный солдат, решился встать на борьбу против всего мира, победить и уничтожить все другие политические партии… в первое время это намерение всем моим знаком казалось сумасшествием».[123] Молодые парни сперва поддались его влиянию во время выступления, а затем по его
Тем временем он нашел новый источник сексуального удовлетворения, которым стала война. Настоящие сражения с грохотом танков и воем пикирующих бомбардировщиков намного превосходили торжественные парады во время партийных съездов в Нюрнберге. Победа в бою доставляла ему намного большее наслаждение, чем победа над женщиной. Военные триумфы возбуждали Гитлера сильнее, чем Ева Браун.
Теперь он стал режиссером великих битв народов и смертельных танковых ударов. Сценический элемент в его руководстве войной просто необозрим. Особенно Гитлер любил пикирующие бомбардировщики «Штука». По его приказу на самолетах данного типа устанавливали сирены, прозванные летчиками «иерихонские трубы», завывание которых во время пикирования должно было наводить ужас на противника. Критики Гитлера считают, что именно любовь фюрера к этим бомбардировщикам стала главной причиной, по которой он тормозил разработку и производство более быстрых реактивных самолетов, что, в свою очередь, и решило исход войны в воздухе.
Напротив, война на море не могла полностью удовлетворить Гитлера. Он не позволял командованию кригсмарине взять руководство в свои руки. Так, фюрер вмешивался в операции подводного флота и отдавал приказания отдельным субмаринам. Однако морские сражения надводных кораблей были вполне в его вкусе, хотя адмиралы и смогли уговорить фюрера отказаться от этой идеи. Таким образом, он пробовал перенести свою страсть к убийству в открытый океан. Шмекель писал: «В январе 1942 года в беседе с японским послом Хироси Осимой Адольф Гитлер рассказал ему о своем приказе убивать всех людей, которые выжили после потопления судна противника. Из дневника военно-морского командования следует, что в феврале 1942 года Гитлер предложил "обострять войну на коммуникациях, уничтожая все суда, невзирая на их принадлежность". Гросс-адмирал Редер отклонил это предложение. 14 мая 1942 года во время доклада адмирала Деница Гитлер в присутствии Редера потребовал от подводников уничтожать спасательные лодки с людьми, спасшимися с потопленных кораблей. Однако оба адмирала вновь смогли предотвратить это, сославшись на нормы международного права».[124] В конце войны военно-морской флот полностью утратил для Гитлера всякую привлекательность. В 1944 году он дважды предлагал снять большие корабли с боевого дежурства, а их вооружение передать армии.
Как уже было сказано, намного большее удовлетворение Гитлеру доставляла война на суше. Особенно его возбуждали прорывы линии фронта противника танковыми клиньями. В соответствии с немецкой военной традицией он восхищался битвой при Каннах. В этом сражении, состоявшемся в 216 году до н. э., Ганнибал фланговыми ударами кавалерии окружил и уничтожил римскую армию. В течение столетия этот пример вызывал почти эротический восторг в германском Генеральном штабе. Знаменитый «план Шлиффена», по которому немецкая армия действовала в начале первой мировой войны, имитировал Канны. Генерал-полковник фон Фрич находился под сильным впечатлением от тактики Ганнибала, считая Пунические войны удивительным и пугающим примером того, как можно выиграть отдельное генеральное сражение, но все же проиграть кампанию. Гитлер использовал данный метод во время Польской кампании, войны во Франции (знаменитый «Удар серпа») и в России, где битвы под Вязьмой и Брянском превратились для окруженных и уничтоженных частей Красной Армии в супер-Канны. Его кавалерией стали танковые дивизии. Однако националистическое мировоззрение фюрера извратило военную тактику. Главной целью этой войны стал не разгром противника, а полное уничтожение населения захваченных территорий, чтобы расчистить место для арийских поселенцев.
Гитлеру доставляло удовольствие это проявление сжатой в кулак мужской силы, которая навязывала противнику свою волю, точно так же, как он во время публичных выступлений покорял аудиторию. Его по-своему возбуждала беззащитность поверженной Украины, полностью подчиненной его власти.
Гитлера воодушевляли насильственные действия по проникновению в другие страны и их захвату. Оборона не представляла для него никакого интереса. Он называл Йодля и Кейтеля, пытавшихся объяснить ему необходимость подготовки к оборонительным действиям, «дураками, которые слишком устали и посему не способны в современном бедственном положении предложить подлинные решения крупного формата».[125] Восхищение Геббельса стратегическим руководством Гитлера достойно пристального внимания психоаналитика: «Фюрер рассказал мне, что в течение недели он проделал огромную работу. Как правило, он вставал рано утром и трудился в кабинете над военными картами до глубокой ночи, пока не валился с ног от усталости. Его главной задачей была проблема снабжения и транспорта, которую следовало разрешить, чтобы поднять моральный дух руководства. Он сказал мне, что иногда это напоминает ему человека, который снова и снова должен надувать проколотый резиновый мяч, из которого со свистом выходит воздух».[126]