Homo Super (Рыбка-бананка ловится плохо)
Шрифт:
«Адвокат» взял Элеонору за руку и вложил ее кисть в свою пухлую ладонь. Ободряюще пожал и отпустил.
– Выйди, пожалуйста, девочка, – попросил он ласково.
– Хорошо, папа.
У Пыляева полезли на лоб его мутные глаза. Если бы он мог взглянуть на ситуацию со стороны, то наверняка уже давился бы от смеха. Оказалось, что быть героем анекдота не очень-то весело. И выпить хотелось нестерпимо.
– Слушай, может изложишь претензии письменно? – предложил Эдик. – Я адрес оставлю.
– Не хами, сынок, – сказал «адвокат» без всякого выражения, и Пыляев понял, что
– У меня к тебе предложение, – начал бородатый. – Смотри на меня. Повторять не стану. Я хочу, чтобы ты понял: никаких вариантов, кроме предложенных, не будет. Вариант первый: ты женишься на этой девочке и проживешь как в сказке – долго и счастливо. Вариант второй: ты не женишься, но трахнуть ее тебе все равно придется. Когда протрезвеешь, конечно. Она должна забеременеть.
Тут уж Пыляев не выдержал и захихикал.
– Черт, не могу поверить! Тебе это зачем?
– Евгенический экстремум. Случается в среднем один раз в пятьсот лет. Сам понимаешь, такой шанс упустить нельзя.
Пыляев чуть было не совершил очередную ошибку, решив, что его разыгрывают довольно дурацким образом. Он кое-что читал о запрещенных экспериментах по выращиванию «гомо супера», но считал это либо газетной «уткой», либо полным кретинизмом. В худшем случае – забавой окончательно спятивших яйцеголовых.
– Ну все, – сказал он, вставая. – Мне пора. Извини за беспорядок. Привет Элеоноре.
– Кстати, – заметил «адвокат», даже не пошевелившись. – Если не женишься, тебя уберут – во избежание утечки информации. Есть еще запасной вариант, самый неприятный. Твою сперму используют для искусственного оплодотворения. Лично я против – ребенку нужен отец. Поэтому два последних варианта нежелательны. Для тебя результат будет тот же. В общем, ни кайфа, ни лайфа. Так что решай.
Эду стало ясно, что это не розыгрыш. Гораздо хуже. Он имел дело с очень больным человеком. И с не самой гуманной полумифической организацией.
– Бред какой-то! Слушай, может, ты меня с кем-то спутал?
– Брось, – отмахнулся «адвокат». – Наша контора не ошибается.
– Ты хочешь сказать, что я и она…
– Ну да – так называемая «экстремальная пара». И еще один совет, зятек: не пытайся проверить мои слова. Зачем тебе проблемы с пальцами?
…Пыляев все-таки решил проверить. Заодно выяснил, что означала фраза «проблемы с пальцами».
Из квартиры он вышел беспрепятственно и даже добрался до черного выхода из подъезда. Но не дальше. Глаз и лысый поступили с ним гуманно. Ему сломали оба мизинца, оставив другие пальцы нетронутыми. Так что он мог почти свободно стучать по клавиатуре и строчить свои детективы. Потом его привели обратно в комнату с камином, и он чувствовал себя очень неловко с пистолетным глушителем во рту.
«Адвокат» по-прежнему сидел на диване и потягивал минеральную водичку.
– Нет, ты все-таки идиот, – бросил он добродушно. – Если бы я не был абсолютно уверен в наших данных… Налейте ему воды, что ли, а то он смахивает на сухофрукт из Мавзолея…
Глаз наполнил
– Отлично! – «Адвокат» действительно выглядел довольным. – Останешься здесь до утра. И проспись как следует – завтра свадьба.
С помощью «Перрье» Пыляев кое-как справился с подступающим к горлу сушняком. В то, что можно так вляпаться, все еще верилось с трудом. Думать он был не в состоянии. Хотелось упасть в кроватку и отплыть подальше. Весь этот маразм не имел права на существование при дневном свете.
Вдобавок пьяный угар постепенно вытеснялся страхом. Это был подленький, мелкий и неизбежный страх существа, которому отрезали отходные пути. Страх противоречил философии нигилизма и даже универсальной формуле «жизнь – дерьмо». Это служило отличным доказательством того, что жизнь не есть сумма счастья или сколь угодно тяжких бед, а представляет собой самодостаточную ценность. Но это не могло служить и утешением…
Под конец имела место и вовсе абсурдная сцена: Эдик полулежал на диване, бабулька массировала ему затылок, снимая боль, а лысый старательно накладывал на его мизинцы миниатюрные шины.
«Папаша» выплыл из полумрака и навис над Пыляевым. Он уже надел пальто до пят и курил «Труссарди».
– Ну, зятек, с Богом! – С этими словами апологет евгеники схватил кисть Пыляева и потряс ее, будто невзначай задев сломанный мизинец. Эдик чуть не заорал. – И как следует заботься о моей малышке, очень тебя прошу!
Часть вторая. Мышонок
6
Насчет «сказки» Элкин папаша, конечно, приукрасил, но в течение ближайших нескольких лет Эдик действительно ощущал подозрительную легкость бытия.
Впрочем, это ощущение появилось далеко не сразу. Наутро, проснувшись в квартире номер девять с помойкой во рту и блуждающим отбойным молотком в черепе, он долго пытался понять, отчего ему так хреново. Потом вспомнил – вчера он навеки потерял свободу, а Эдик считал себя животным свободолюбивым. По крайней мере теоретически… Малюсенькая и совершенно дурацкая надежда на то, что вчерашний наезд Евгенического Союза отменяется, конечно, родилась в момент пробуждения самого Пыляева, подрыгала рахитичными ножками и умерла, не приходя в сознание.
Он обвел взглядом комнату. Сквозь приоткрытые жалюзи нехотя сочился утренний свет. Пионерский костер в камине угас, как и романтический порыв в сердце. Давали знать о себе перебинтованные мизинцы. На столике лежала знакомая пачка сигарет, а рядом белел картонный прямоугольник. Визитная карточка.
Эд взял ее, поднес к глазам и прочел:
Номера телефонов, адрес конторы и «мыльной» почты. Строго и со вкусом. Теперь Пыляев хотя бы знал, как зовут любимого тестя (флаг ему в руки и танк навстречу!).