Хорьки-фермеры

Бах Ричард Дэвис

— Лапша под соусом не приедается никогда. — Внезапно повар уставился на него вопросительно: западный акцент он ставил себе с истинно швейцарской тщательностью. — Или надо было сказать «никода», Джуп? Надо пропускать «г»?

— Можно и просто «никокда», Куки. Ты делаешь успехи. — Джуп улыбнулся, что с ним случалось нечасто. — А кстати, ты откуда родом?

На этот вопрос повар всегда находил новые ответы.

Подтянулись первые едоки, и Куки плавными, мастерскими взмахами лапы принялся раскладывать

порции по жестяным мискам.

— Из Восточной Монтаны, — ухмыльнулся он.

Джуп покачал головой.

— Ну-ну. Откуда-то, небось, к востоку от Цюриха...

А про себя подумал: «Что ж, повар имеет право на свои секреты».

Сегодня вечером «лапшой под соусом» именовалось воздушное, как облачко в ясном небе, souffle а la Nicoise с лесными грибами и гарниром из тушеных овощей с канадским рисом. У кухонного фургона стоял бочонок с горной водой; тут же висели черпаки.

И вскоре уже десятки щенков и взрослых фермеров, отпустив лошадей пастись, обступили теплую кухню, и рассказы о прожитом дне поплыли над синей льняной скатертью, которую Куки загодя расстелил у костра. Миски крепко зажаты в лапах; на земле — полные до краев кружки; тихонько позвякивают вилки. То там, то здесь слышатся удивленные возгласы — «до чего вкусно!», «просто объедение!», «молодец, Куки!». Все идет своим чередом — как обычно в час общего ужина.

Наконец заходящее солнце озарило небосклон прощальным заревом, и маленькие хорьки расселись вокруг костра — послушать о том, что здешним старожилам довелось повидать на лоне природы. Порой среди рассказов случались и правдивые.

Один из фермеров, Хорек Дакота, держался поодаль. Восседая на сером коне по кличке Тень, он вглядывался в холодную тьму: нес караул на случай, если какая-нибудь овечка вздумает погулять во сне и забредет на скалы. Поужинает он позже.

Утомившись за день и надышавшись свежим воздухом прерий, радужные овцы быстро уснули — все, кроме Фиалки, которая любила подолгу размышлять в темноте и одиночестве.

Куки скромно стоял у откидного столика. Он пробовал суфле и испытывал своего помощника Крошку: «А не добавить ли самую чуточку шафрана?»

Крошка не так давно пережил подлинное преображение. Прежде кулинария была для него просто работой; теперь она стала его страстью.

— Я бы лучше не клал шафрана, шеф. Но что вы скажете, сэр, насчет капельки кумина?

Куки улыбнулся. Помощник подавал надежды.

Джуп достал из седельной сумки блокнот для стихов, примостился с карандашом у костра и, вполуха прислушиваясь к беседе, медленно, строчку за строчкой, продолжал выводить свою эпическую поэму. В день, когда Джоди сыграет свадьбу, — если, конечно, такой день когда-нибудь придет, — этот немногословный фермер намеревался продекламировать невесте биографию своего кузена, положенную на стихи очевидцем важнейших ее событий.

Старый Хорек Барклай добрался до конца своей любимой повести о Последнем Льве из округа Больших Водопадов и счел про себя, что щенки потрясены должным образом. Он заметил, как они затаили дыхание и озираются

украдкой по сторонам: не крадется ли в темноте гигантская кошка?

«Да, — подумалось ему, — сказка и впрямь страшноватая».

— Итак, друзья, для чего мы здесь? — спросил он, помогая малышам справиться с испугом. — Мы здесь ради...

— Настоящих дел! — хором выкрикнули щенки.

— Мы здесь ради...

— Приключений!

— Мы здесь ради...

— Романтики горных просторов!!!

— И тот, кто ищет, — добавил старый фермер, завершая ритуал, — обязательно найдет!

Он качнул головой в сторону Джупа.

— Теперь... попросите его.

Наконец малышка Алла пропищала с дальней стороны круга:

— Вы нам почитаете, Джуп? Прочтете, что успели написать?

Хорек поднял голову от блокнота.

— Всё?

— Если можно...

— Нет. Пожалуй, не стоит.

Тут его принялись упрашивать другие щенки — Персифаль и Питон, Баджирон, и Кайла, и Строуб, один за другим:

— Почитайте, Джуп! Пожалуйста!

Джуп терпеливо отвечал каждому:

— Спасибо, но лучше не надо... Это стихи не для щенков...

Наконец, не отходя от кухни, где Крошка старательно растирал зерна кумина, подал голос и Куки:

— Джоди сегодня ночью ушел с овцами на южный хребет, Джуп. Можешь почитать. Они тебя не выдадут. Верно я говорю, а, малыши?

Большой хорек прищурился и обвел щенков пристальным взглядом:

— Никому не расскажете? Ни словечка? Я ведь хочу когда-нибудь сделать ему сюрприз. Не годится, чтобы он узнал заранее. Обещаете?

Щенки переглянулись.

— Обещаем, — ответил за всех Строуб.

— Ну что ж, тогда...

Джуп поправил выгоревший шейный платок с цветочным узором — повернул его широким концом назад, чтобы читать было сподручней. Перелистывая истрепанные странички в поисках начала, он вдруг покосился на щенков недоверчиво:

— А вы уверены, что хотите это послушать?

Щенки серьезно закивали. Взрослые исподтишка обменялись улыбками. Они-то знали, что Джуп давно уже мечтал почитать свою поэму малышам.

Куки вынес из фургона фонарь — света от него было больше, чем от прогоревшего костра, — и Хорек Джуп приготовился наконец прочесть историю своего кузена Джордана. Он готов был признать, что кое-что присочинил от себя, а кое-что представил чересчур романтически. Но в основном он описал в точности то, что видел собственными глазами.

Он отхлебнул горной воды и снова обвел взглядом юных слушателей. Те кивнули: «Давай, Джуп».

И вот под звездами зазвучал его низкий, медленный голос, похожий на дым от костра, — голос, так же закаленный в ненастьях, как и сам этот бывалый хорек-фермер. И, будто вторя ему, где-то поодаль стрекотал в небе козодой.

Тому, пожалуй, повезло, кто в детстве встретил Джоди:

Светился ум в его глазах, стремление к свободе,

В его меху всегда гулял весенний буйный ветер,

И, может быть, как раз тогда он путь свой и наметил.