Хорнблауэр и «Отчаянный»
Шрифт:
Хорнблауэр заметил, что Буш стоит рядом и ждет, пока к нему обратятся.
— Что вы об этом думаете, мистер Буш?
— Я думаю, прошлой ночью они стояли на якоре в Бэртэнском заливе, сэр.
— Меня это не удивило бы.
Буш имел в виду залив Бэртом, расположенный на обращенной к морю стороне Гуля, где при дующем с запада ветре можно стоять на длинном якорном канате. И, если «Луара» стояла там, она наверняка связалась с берегом. Ее капитан мог получить новости и приказы из Бреста, расположенного всего в десяти милях. Он мог узнать, что война объявлена. Если так, он попытается захватить «Отчаянного» врасплох. В таком случае, разумнее
— Мы останемся на прежнем курсе, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр.
— Она в двух румбах на подветренной скуле, сэр, — заметил Буш. — Когда она к нам приблизится, мы будем достаточно далеко от нее на ветре.
Хорнблауэр уже это просчитал; если б результат был иным, он уже пять минут назад повернул бы «Отчаянный» оверштаг и сейчас мчался бы к безопасности.
— Снова немного проясняется, сэр, — заметил Буш, оглядываясь по сторонам. В это время с марса снова крикнули:
— Вот она, сэр! Один румб впереди правого траверза!
— Очень хорошо!
Ветер немного утих, и можно было, хотя и с трудом, «переговариваться» между марсовым и палубой.
— Вот она, сэр, — сказал Буш, направляя подзорную трубу. В этот момент «Отчаянный» поднялся на волне, и Хорнблауэр, хотя и неясно, различил марсели «Луары». Они были круто обрасоплены, и он видел в подзорную трубу только узкие полоски. «Отчаянный» был не меньше чем в четырех милях на ветре от нее.
— Смотрите! Она поворачивает оверштаг, сэр! Полоски превратились в прямоугольники, дрогнули и встали. Теперь марсели «Луары» обрасоплены параллельно марселям «Отчаянного» — оба судна идут одним галсом.
— Они повернулись оверштаг, как только заметили нас, сэр. Они по-прежнему играют с нами в прятки.
— В прятки? Мистер Буш, я полагаю, началась война. Трудно было произнести эти слова спокойно, словно между делом, как надлежит человеку с железными нервами: Хорнблауэр старался, как мог. У Буша таких предрассудков не было. Он уставился на Хорнблауэра и присвистнул. Но он смог мысленно повторить тот путь, который только что проделал Хорнблауэр.
— Я думаю, вы правы, сэр.
— Спасибо, мистер Буш. — Хорнблауэр произнес это язвительно, и тут же пожалел о сказанном. Нечестно заставлять Буша расплачиваться за напряжение, которое испытывает его капитан, да и не вяжется с его идеалом непроницаемости обнаруживать это напряжение. Хорошо, что следующий приказ который Хорнблауэр собирался отдать, наверняка отвлечет Буша от полученной обиды.
— Я думаю, нам лучше послать матросов по местам, мистер Буш. Подготовьте корабль к бою, но пушки пока не выдвигайте.
— Есть, сэр!
Буш широко улыбнулся, не скрывая радостного возбуждения. Вот он уже выкрикивает приказы. По всему кораблю засвистели дудки. Барабанщик морской пехоты выбрался из люка. Ему было не больше двенадцати
Появился Провс — его боевой пост был на шканцах, рядом с капитаном.
— Она сейчас прямо на правом траверзе, сэр, — сказал он, глядя на «Луару». — Небыстро она поворачивается. Этого и следовало ожидать.
В расчет Хорнблауэра входило и то, что «Отчаянный» будет поворачивать оверштаг быстрее, чем «Луара». Появился Буш и козырнул.
— Корабль к бою готов, сэр.
— Спасибо, мистер Буш.
Вся жизнь флота отразилась в этих секундах — момент решимости, спешка, волнение, а затем — долгое ожидание. Два судна шли в бейдевинд параллельными галсами на расстоянии четырех миль. «Отчаянный» был почти прямо на ветре от «Луары». Эти четыре мили и направление ветра обеспечивали «Отчаянному» неуязвимость. Пока он сохраняет этот разрыв, он в безопасности. Если по какой-нибудь случайности разрыв сократится, сорок восемнадцатифунтовых пушек «Луары» живо с ним разделаются. Он сможет драться в надежде на славу, но не на победу. Подготовить корабль к бою было не более чем жестом; люди погибнут, люди будут жестоко искалечены — но результат будет такой же, как если бы «Отчаянный» покорно сдался на милость неприятеля.
— Кто у штурвала? — спросил Провс, ни к кому в особенности не обращаясь, и зашагал к рулевым. Видимо, он подумал о том же самом.
Враскачку подошел боцман — он обязан был следить за парусами и такелажем, поэтому специального места в бою не имел и вполне мог расхаживать по судну. Но сейчас он держался очень официально. Он не просто козырнул Бушу, он снял шляпу и стоял, держа ее в руках. Ветер трепал его косичку. Видимо, он испрашивал разрешение обратиться.
— Сэр, — сказал Буш. — Мистер Вайз спрашивает от имени матросов, сэр. Началась ли война?
Да? Нет? — Лягушатники знают, а мы — нет. Пока нет, мистер Вайз. — Нестрашно, если капитан признается в своей неосведомленности, когда причина этого вполне очевидна команде. Сейчас, возможно, стоило бы произнести зажигательную речь, но, еще немного подумав, Хорнблауэр решил этого не делать. И все же чутье говорило ему, что нельзя ограничиться одной короткой фразой.
— Всякий, кто полагает, будто свои обязанности в мирное время можно исполнять иначе, чем в военное, рискует, что ему исполосуют спину, мистер Вайз. Передайте это матросам.
Пока достаточно. Провс вернулся и глядел, прищурясь, на такелаж, оценивая, как ведет себя судно.
— Как вы думаете, сэр, мы могли бы поставить грота-стаксель?
Вопрос этот подразумевал многое, но ответ на него мог быть только один.
— Нет, — сказал Хорнблауэр.
Стаксель, возможно, немного прибавил бы «Отчаянному» скорости. Но он очень сильно накренил бы судно, а это, вместе с возросшей площадью парусов, значительно увеличило бы снос в подветренную сторону. Хорнблауэр видел свой корабль в сухом доке, знал обводы его днища и мог оценить максимальный угол, при котором он будет держаться за воду. Эти два фактора следовало уравновесить, а кроме того, включался третий — если увеличить площадь парусов, увеличится и вероятность чему-нибудь оторваться. Любая неприятность — мелкая или крупная, от разорвавшегося троса до упавшей стеньги — оставит беспомощный шлюп под пушками неприятеля.