Хорошая примета
Шрифт:
Красный, взъерошенный, блестящий от пота в свете прожекторов, Тихомир казался мне таким настоящим, каким я никогда не видела его на наших свиданиях. Сейчас бы ему ушки, и моя легкая степень быстро перешла бы в тяжелую. Обнять хочется, хоть вой!
— Да что за… Тфу ты, — хихикал кто-то за моей спиной.
Я огляделась. Все болельщицы уже расселись по местам, игроки ушли в раздевалки, и только мы с волком до сих пор стояли и таращились друг на друга блестящими глазами. Сейчас тренер выйдет, и посадит его на поводок!
— Тиша! Иди, — указала я носом на
Тихомир рыкнул и скрылся в раздевалке.
Шальной, как кот! Наверное поэтому его уши кажутся мне такими милыми, и совсем не волчьими.
Я вернулась на свое место. Девчонки вздыхали через одну, Лияна не могла унять смех, а Сола искренне недоумевала, куда из их отношений подевалась вся эта “невинная романтика”. Потому что надо юбки подлиннее носить, и декольте поскромнее! Ведь какая тут романтика, когда на подругу только глянул и уже сыт. А я еще боялась, что загадка из меня не очень. В сравнении с ведьмами мне и сарафана достаточно, такая интрига, что аж до пола!
В груди кольнуло. Я прокашлялась, постаралась смыть это самодовольное выражение со своего лица и сдавила науз в руках. Всем искренне желаю такого же счастья, такой же любви и всего-всего самого наилучшего, да побольше…
Когда игроки вновь появились на поле, я уже сидела закутанная в плед по плечи, и Тихомир, ожидаемо, не смог пропустить это мимо глаз, но только сделал шаг в сторону трибун, как тренер за шиворот оттащил его к построению и погрозил мне пальцем.
Он сказал что-то сыну и треснул ему подзатыльник, Тиша рассмеялся, схватил клюшку и встал в строй, а я вросла в сидение с таким благоговением, будто нас только что благословили. Тихомир качнул головой свое “достали”, и тренер опять на меня обернулся.
А я-то причем?!
Глава 25
Я плюхнулась на свое место в автобусе, скинула сапоги и пальто, укуталась в плед и радостно засопела. Выиграли. Хоть и с трудом…
Вот этот наглый оборотень еще получит. Сначала от отца, потом я еще сверху насыплю. Совсем обалдел, команды тренеров игнорировать?! Вылетит из команды если не за свои суеверия, так за поведение, и будем мы потом все за него краснеть. Игрок важный, с этим не поспоришь, но к окружающим прислушиваться тоже не помешает. Никак ему на голову давят его безошибочные прогнозы, и поэтому он вытворяет на поле все что в голову взбредет.
Автобус медленно покатился к служебному входу. Я старалась не думать, о скандале, который ждет меня дома и радоваться победе вместе со всеми, но голова раскалывалась, шитье поблекло окончательно, и хорошо бы это был последний и главный урок в моей жизни. Что б я еще раз из дому с такой ничтожной защитой вышла, да никогда! Особенно на матчи. Особенно, пока этот седой во все это верит, на пару с одной сумасшедшей свахой. В гроб меня своими суевериями уложат!
Озноб уже час не проходил, и если во время игры я списывала это на волнение, то теперь переживать вроде не о чем, от матери я получаю с завидной регулярностью, так что не страшно, а к тряске рук
Болеть нельзя. На работе на меня надеются, а увидь мать на мне болезные предпосылки, только сильнее верить в свою правоту начнет.
Двери автобуса открылись, все радостно закричали и начали стучать по спинкам. Я пару раз хлопнула и схватилась за голову. Сейчас оглохну…
Тихомир скинул сумку с курткой, плюхнулся на сидение рядом и со шлепком приложил свою ледяную ладонь к моему лбу.
— Я так и знал, — Тиша заерзал. — Где термос?
Я подтянула ноги на сидение и свернулась клубком.
— В сумке… На полу.
Термос сверкнул у лица.
— На, Мила. Пей давай! Тут травы и мед, я кому заваривал? — рычал он.
— Поздравляю. Отличная игра, — запоздало мямлила я.
Тихомир нахмурился, силком усадил меня ровнее и сунул кружку к губам.
— Спасибо. Пей, — строго уставился он.
Спустя пару минут пустой термос улетел на сумку через проход, Тихомир просунул руки и начал затаскивать меня на колени.
— Заболеть не боишься?
— Простуда меня не берет. Я закаленный.
Ноги удобно расположились на сидении у окна, я уткнулась лбом в холодную шею и прикрыла глаза. Лучше любой таблетки. Теперь даже язык не повернется ему нравоучения читать. Тискает меня так аккуратно, знает же, что не сплю, а все равно едва шевелится. Даже от бутерброда отказался, хотя дело к вечеру, а у нас с утра крошки во рту не было. Мне есть вообще не хотелось. Только если яблок. Я стянула плед с головы, заправила волосы за ухо и уперлась носом Тихомиру в щеку. Никогда бы не подумала, что он умеет так тихо дышать. Лучше бы фыркал…
— Вечером буду, как новая.
— Обязательно. Когда доедем до академии, придется подождать, я вынесу тебе таблеток. Спи давай.
— Не хочу.
— А чего хочешь?
— А ты не знаешь?
Тихомир склонил голову и улыбнулся:
— Понятия не имею, — сказал он, задирая мой подбородок повыше.
И зачем он постоянно облизывает меня перед поцелуем?.. Холодные руки заскользили по платью, плед съехал на пол. Мы сплелись всем, чем могли, я просунула руку под задранным на спинку кресла коленом, и с содроганием принимала каждое ответное касание. Озноб усилился, но теперь был так далек от простуды, что впору лечиться только поцелуями.
По груди скатилась капля.
С таким снежным спортом и волчьими кровями мне охотно верилось в Тишину закаленность, и хорошо бы я не ошиблась, а он не соврал, ведь потерять ощущение его губ на своем лице теперь казалось страшнее любого проклятья.
Язык соскользнул под подбородок и шею, рука съехала под грудь.
— А ты говоришь, средней тяжести, — фыркнул Тихомир мне на ухо и звучно облизнулся.
Когда за окном замелькал знакомый черненый забор, мне казалось, что мы целовались все три часа, потому что изредка проваливаясь в сон я постоянно просыпалась с его дыханием на лице. Чемпионат, отличная пора, и почему я так этого времени боялась?