Хороший братец – мертвый братец
Шрифт:
– А почему в свинье сидишь?
Кабан или Магардон – пока было не уразуметь – вновь грозно ощетинился:
– Хватит философствовать! Иди на кухню.
Матвей поплелся в дом, слазил за картошкой в подпол, поставил на газ большую кастрюлю и стал ждать, когда сварится брашно. Выходить к Магардону не хотелось. Тем более что со двора доносились непонятные громкие звуки.
Когда картошка сварилась, Матвей вывалил ее в таз, растолок, дал немного остыть и потащил во двор. Выйдя на крыльцо, остолбенел. Взгляду его открылось невероятное зрелище. Кабан, нарушая законы гравитации и принципы равновесия, стоял посреди двора на задних ногах и, уставив рыло в небеса, горланил песню на неизвестном гортанном языке. Матвей чуть с крыльца
Относительно беса у Матвея уже не имелось сомнений. Если выражаться красиво, он был эмпириком, то есть полагался исключительно на собственный опыт. В чудеса и всякую чертовщину, а также в леших, русалок и домовых он не верил. Но против действительности не попрешь. Если в объективной реальности голос, вещающий из кабаньего нутра, объявляет себя бесом, что это доказывает? Только одно – бесы реально существуют! Веришь ты в них или не веришь, значения не имеет. Тебя не спрашивают…
Но и на этой мысли Матвей, в силу шаткости своих убеждений, не остановился. Имелась еще одна вероятность – его обманывают органы чувств. Иными словами, у него самого в голове что-то свихнулось, и он видит то, чего нет. Хотя вчера не так уж много принял, чтоб мерещились бесы. А главное, никому и никогда по пьяни не чудились бесы или кабаны. Одни только черти. Как это объяснить? В этот момент Матвея осенило: да это ж просто сон! У-у-уф, аж от души отлегло. Даже любопытно стало, что еще приснится.
Ему снилось, что соседка справа, Зоя Марковна, глядящая на кабана через разделяющий дворы невысокий забор, говорит ему с упреком:
– Ты зачем животное дурному учишь? Сам живешь свинья свиньей, еще и его за собой тянешь.
Всегда перед всеми виноватый и привыкший к укорам, Матвей бормочет:
– Так это бес.
– Дожил! – всплескивает руками соседка. – Беса ублажаешь!
– Да я…
Но Зоя Марковна, не слушая, уходит к себе, а Матвей ставит таз с картошкой перед кабаном, который не обращает на угощение никакого внимания.
– Жрать-то будешь? – спрашивает Матвей.
Кабан косит на него глаза.
– Сам жри это дерьмо.
На этом Матвей проснулся или, лучше сказать, очнулся. В сновидениях и наваждениях мешанку не называют дерьмом. Так грубо выражается только реальность. Значит, это не сон! Откуда же взялся бес с пышным именем? Чего только странного в жизни не встретишь – ни один враль такого не наворотит.
Кабан вновь затянул свою песню. Матвей вздохнул, присел на крыльцо – ждать, пока пьяный бес нагуляется. Тот гулял долго, но наконец позволил отвести себя в пустой хлев, где при покойных родителях Матвея, как в Ноевом ковчеге, содержалась всякая тварь – и коровка, и козочка, и свинка, – каждая в своей загородке, да еще куры в дальнем углу. Теперь-то загородок не осталось, Матвей стопил их однажды, когда дров не хватило, – в хлеву было просторно, ложись где хочешь. Кабан повалился в середке. Матвей тихонько вышел, опять расположился на крыльце и задумался.
Долго думать не довелось. Проходивший мимо по улице ветхий дед Велехов остановился, оперся о столб штакетного забора и осведомился:
– Славно погуляли? На другом конце села было слышно.
«Хрыч любопытный, – подумал Матвей. – Прискакал разнюхивать».
Дед был в Березовке основным, помимо ящика, средством массовой информации. В другие времена его почитали бы как Бояна, в наши дни злые языки прозвали сплетником. Матвей, не вникая и не питая почтения к старости, звал просто хрычом. Однако заочно.
– Собутыльник твой где? – продолжал дед.
– Дрыхнет в хлеву.
– Ты, я гляжу, с ним, с Макаром, подружился.
Матвей удивился, что старик знает и переиначил имя беса, осерчал и ответил непочтительно:
–
Старик перекрестился.
– Упаси бог! Нет уж, оставь себе, раз польстился.
– Слышь, дед, – взъярился Матвей, – напраслину не возводи. На что это я польстился?!
Вспылить-то он вспылил, зная, что дед по ветхости своей в рыло не заедет, однако понимал: запальчивость надо поубавить, иначе не узнаешь, откуда взялся кабан. Мудрый старик не обиделся, а словно прочел его мысли.
– Как это откуда? Сам же его и привел. Сначала человека ни за что ни про что оскорбил, а потом дармовщиной соблазнился.
– Врешь! Не было такого.
– Очень даже было, – возразил дед. – Трюхал ты вчера по улице, глаза заливши, неведомо куда и зачем, а шел перед тобой колченогий Казлаускас. Ты его настиг, а обойти не можешь. Улица широкая, но ты только по прямой двигаться был способен. Вот и кричишь: «В сторону отвали, хромой черт! Людям прохода не даешь! Сидел бы дома», – и такое прибавил, что повторять не буду. Казлаускас обиделся, однако ответил: «Рад бы дома сидеть, да дело есть, покупателя ищу. Вот хоть бы тебя, коли ты первый подвернулся…» – «Что продаешь?» – «Кабанчика», – «Э, нет, – ты говоришь, – на кабанчика у меня денег нет. Вот ежели бы кролика». – «Денег не надо, – Казлаускас говорит, – отработаешь». – «Что делать-то надо?» – «Потом разберемся». Так и сяк, короче, обольстил он тебя. Повел к себе. Ты, увидевши кабанчика, возликовал: «Вот это покупка! Давай прямо здесь его забьем, а я тебе за труды пару кило мяса оставлю». – «Э-э-э, нет, – говорит Казлаускас, – ты купил, твоя и забота. Доставить, так и быть, помогу…» Погнали вы с ним кабанчика, а навстречу Мишка Дьяков. Увидел тебя с приобретением и остолбенел: «Ты что?! Повелся?»
Дед замолк, потому что Матвей аж затрясся от возмущения:
– Выходит, знал Мишка, паскуда, что в кабане бес сидит?!
– Эва! В деревне все знают.
– Не все! Я-то не в курсах.
– Ты вообще различаешь, что вокруг происходит? Живешь как в бутылке.
– Почему же Мишка, мать его, не разъяснил?!
– Пытался, – сказал дед. – Да ты не слушал. В драку полез. Решил, должно быть, что он из корысти твою покупку хает. Мишка, мол, при деньгах и хочет твою покупку перекупить. Он плюнул и ушел.
– Вот это я лопухнулся! – воскликнул Матвей. – Значит, Козел искал, кому бы бракованного кабана всучить…
– Уразумел наконец. Оттого и отдавал задарма.
Матвей мысленно пообещал себе поквитаться с ушлым Козлом и спросил:
– Ну ладно, я с пьяных глаз залетел. Но Козел-то как попался? Его кто подловил?
– Никто. Случайно вышло, – объяснил старик. – География подвела. Он ведь рядом с церковью, сам знаешь, живет. А на неделе отцу Василию привезли из Сосновки одержимую старуху. Отец Василий, как обычно, отчитал, приказал «изыди», бесы из старухи и вылетели. Куда им деваться? Пометались туда-сюда. Глядят, у Казлаускаса в хозяйстве хряк, бесы, недолго думая, в него заселились.
– Почему в хряка? – удивился Матвей.
– Так уж у них, бесов, водится, – ответил дед. – Читал небось.
– Дед, ты их видел? Какие они? – спросил Матвей.
– Обыкновенные. Бесы как бесы.
– Как на картинках?
– На картинках – это образы, в жизни они другие.
– С крыльями? С козлиными мордами? С рогами? Когти есть?
– Ты хоть слушаешь меня? – рассердился дед. – Говорю тебе: другие…
Матвей судил по голосу и представлял беса в человеческом облике. Невозможно вообразить, чтобы безобразная рогатая тварь с перепончатыми крыльями разговаривала столь зычно и сановито. По его представлениям, Магардон одет в дорогой серый костюм с бордовым галстуком, как и подобает большим чиновникам, каких показывают по ящику. Дед не внес изменений в этот образ. К тому же в дедовом рассказе имелось противоречие, которое Матвей вначале не мог для себя изъяснить, а теперь понял, что именно его смущало.