Хороший человек
Шрифт:
«Интересно, что сейчас делает Колин?» – подумал он. Они с младшим братом всегда были очень близки. Не просто братья, а настоящие лучшие друзья, которые всегда и во всем друг друга поддерживали. Разница в возрасте в три года была незначительной, но, несмотря на это, Мэтью был неоспоримым авторитетом для брата. Колин всегда старался больше походить не на отца, а именно на него. Видел в нем пример. А Мэтью, в свою очередь, всегда чувствовал ответственность за младшего брата. Он знал, что тот во многом копирует его и старается быть на него похожим, хотя в силу возраста многое еще давалось ему с трудом. Внешне они были очень друг на друга похожи и в то же время отличались. Мэтью – высокий, худощавый, темноволосый,
Колин же был намного слабее брата, и дело не только в возрасте и росте, он был ниже Мэтью. Колин чаще болел, быстрее уставал и поэтому получал больше заботы и опеки от матери, что не могло не повлиять на мягкость его характера. Отец, конечно, тоже очень любил младшего сына, но Мэтью был его настоящей гордостью.
Когда они вместе ходили на охоту с братом и отцом, Колин быстрее всех уставал, но все равно шел за старшим братом, тяжело дыша, не подавая вида, что устал. Колин едва мог держать ружье, не говоря уже о том, чтобы выстрелить из него и тем более попасть в дичь.
Мэтью очень любил своего младшего брата и больше, чем кто бы то ни было, хотел для него всего самого лучшего. У него разрывалось сердце, когда они так быстро и спешно прощались. Колин тогда плакал так сильно, что вскоре начал задыхаться. Мэт зажмурил глаза и попытался отогнать от себя воспоминания о рыдающем брате, это разрывало ему сердце. Сейчас Колин дома с семьей, и все они в безопасности – это самое главное.
«Интересно, что бы сейчас сказал отец, увидев своего старшего сына в грязном окопе? – думал Мэт. – Наверное, начал бы ворчать и бубнить свои нравоучения в свойственной ему манере. Он же всегда про все знает лучше, чем другие. За всех всегда решает и каждому говорит, что и когда делать». Мэтью представил ворчание отца и улыбнулся.
Его отец – лорд Генри Аллистер – был высокий, крепко сложенный мужчина с мощным выпирающим подбородком и аккуратно подстриженными усами. Когда он появлялся где-то, неважно где, все присутствующие замолкали, интуитивно понимая, что вошел очень властный и серьезный человек. Весь его вид говорил за него. Всегда сдержанный, он был суровым и рассудительным человеком. Он унаследовал свой титул и состояние от родителей, но никогда не кичился этим, принимал как должное. Также как лев родился львом, а антилопа антилопой. Тут уже ничего не поделаешь.
Мысли о Колине и родителях окончательно отогнали от Мэта страх и тревогу. Взрывы стали громыхать все реже и вскоре прекратились совсем. Солдаты начали вылезать из окопов. Все с опаской поглядывали по сторонам и старались прислушаться, нет ли звука летящего снаряда.
2
Мэт и Чарли поднялись на ноги и, как и все, вылезли из окопа. Лагерь был полностью уничтожен. Все перемешалось с землей, грязью и кровью. Большая часть палаток была сметена. Повсеместно среди разбросанных ящиков, мешков и разломанных деревьев лежали трупы солдат и то, что от них осталось. Те, кто был ранен снарядами, громко кричали и стонали от боли. Многих солдат, поднявшихся из окопа, рвало при виде человеческих останков и изуродованных тел их сослуживцев. Санитары бегали и отдавали приказы другим солдатам, куда относить тяжелораненых.
– Какой кошмар, – тихо проговорил Мэт. – Столько убитых.
– Среди них могли быть и мы с тобой, – сказал Чарли, – если бы ты не спас меня. Спасибо. – Он положил руку на плечо Мэту. Тот посмотрел на босую ногу Чарли.
– Найди
– Что? – Он посмотрел на Мэтью, а потом на свою ногу. – А, точно, я совсем забыл.
Немного замешкавшись, Чарли переспросил:
– Как думаешь, где можно найти ботинок моего размера? Нам выдали только одну пару и не сказали, что делать в случае, если я потеряю один ботинок. Может, спросить у капитана?
– Думаю, у них сейчас и без этого забот хватает, – ответил Мэт, оглядываясь по сторонам. – Видишь кого-нибудь из нашего взвода?
– Нет, надеюсь, все живы.
– Я пойду проверю нашу палатку, вряд ли она уцелела, но, может, кому-то из наших нужна помощь, и кто-нибудь сейчас там. А ты найди себе где-нибудь обувь.
– Постой! А где я это сделаю. Особенно сейчас?
Мэт понизил голос и приблизился к другу.
– Чак, тебе может это не понравиться, и я понимаю, что это покажется не совсем правильным, но попробуй снять ботинок с кого-нибудь из парней, кому он уже не нужен. Понимаешь?
Внимательно выслушав, Чарли вытаращил глаза на Мэта.
– Что? Снять обувь с мертвеца? Ты что такое говоришь?! – затараторил он. – Это же мародерство! Если меня не отдадут под трибунал за такое… – он не закончил фразу. – Да и потом, красть у мертвого – это же грех! – добавил он шепотом.
– Я предупредил, что тебе это может не понравиться.
– Не понравиться? Да я категорически против! Красть у покойников – это не к добру!
– Да какая это кража, скажи, пожалуйста? И это не грех совсем. Обувь нам выдало командование. Тем более, сам посуди, убитым парням ботинки уже ни к чему, а тебе они необходимы. Или ты собираешься гнать немцев через всю Францию босиком по грязи? Ты скорее простудишься и заболеешь. Или, того хуже, поранишь ногу и занесешь инфекцию. В таком случае ногу эту придется отрезать. И скажи, пожалуйста, какой прок от тебя тогда будет на этой войне?
Чарли задумался.
– Эти парни отдали свои жизни за правое дело, защищая Британию, так пусть один из них послужит еще немного своей стране, одолжив тебе ботинок.
– Твои слова имеют смысл, – медленно проговорил Чарли, обдумывая услышанное. – Но все равно это как-то неправильно.
– Чак, это война, – с грустью проговорил Мэтью, осматривая разрушенный лагерь. – Что тут вообще может быть правильного?
Чарли, постояв еще немного, медленно побрел на поиски подходящего по размеру ботинка. Мэт пошел в сторону палаток своего взвода, вглядываясь в лица всех, кто ему встречался по пути, в надежде увидеть знакомых ребят. Со страхом он посматривал на лица убитых, опасаясь, что может кого-нибудь узнать. Ему казалось, что глаза всех мертвецов, которых он проходил, пристально его изучают. Казалось, что они глядят именно на него. Не просто на него, а своими пустыми безжизненными глазами всматриваются ему в душу. Как будто видят что-то. Мэту стало не по себе от этого. Раньше он никогда не видел мертвецов. Еще больше его пугал тот факт, что какой-то час назад он со многими из них разговаривал на полевой кухне за завтраком. А теперь их нет. Вот так просто. Был человек – и нет человека. А память и воспоминания о них как будто по инерции еще продолжают теплиться в выживших товарищах.
Мэтью прекрасно осознавал, когда шел записываться в добровольцы, что на войне будут убивать и он будет видеть смерть. Никаких иллюзий он не испытывал. Но сейчас, глядя на изуродованные тела людей, с которыми он болтал за одним обеденным столом, он испытывал очень странные чувства. С одной стороны, ему, конечно, было жаль всех погибших, но с другой – он благодарил Бога за то, что остался невредим после такого. Странная смесь эмоций.
Так он дошел до того места, где должна была быть их палатка. Конечно, самой палатки там уже не было. Разорванный тент лежал в грязи, присыпанный землей.