Хороший список

Мерилион Наит

– Это лишь временно, это наказание, которое я заслужила. Но однажды все изменитсссся, и я стану служить Веревочному королю.

– К черту тебя, правильная. Проваливай.

– Постарайся насладиться последними деньками жизни, ссслабый хозяин-сссмертник.

Она раздраженно махнула хвостом и выскочила в окно.

И ведь дрянная безделушка хотела утаить от меня самую главную новость, всё кормила бреднями вроде восстаний и смертных приговоров.

В дверь постучали. Вильфионеда.

Этим утром во все

дыры лезут змеи.

Не дождавшись ответа, она распахнула дверь.

– Добр’ое утр’о, Ка, – в руках она грациозно держала поднос с чашкой кофе и банкой с кремом, что меня насторожило похлеще, чем весть о предстоящем убийстве (если получившего задание Азиака я мог просчитать, то эту женщину я не понимал абсолютно), – позволь мне залечить эти ужасные цар’апины.

Она села на кровать, открутила крышку и, щедро зачерпнув крема, шлёпнула мне на щеку.

– Этот кр’ем мгновенно убир’ает ссадины, цар’апины, синяки. Таким обр’азом домашние р’азбор’ки не становятся общественным достоянием. Главное – нанести в течение суток.

Крем противно защипал, я попытался вытереть его рукавом рубашки, но Вильфионеда остановила мои руки.

– Потер’пи, Ка. Знаю, мало пр’иятного, особенно в пер’вый р’аз.

– И часто ты им пользовалась?

– Не так уж и часто, Ка. Ну, может, р’аза тр’и-четыр’е в неделю, – она дёрнула плечиками, будто смахнула чьи-то призрачные прикосновения.

– Знаешь, это даже чаще, чем я попадал на кулачные бои. Но я хотя бы на этом зарабатывал.

– Можно сказать, я тоже.

– Вот как?

– Да, домашние побои – неотъемлемая часть семейной жизни.

– Что ж, у нас на Левом берегу другие порядки. По всей видимости, это прелести жизни в Медине?

– Это пр’елести жизни жены богатого и влиятельного мужа, Ка.

– То есть свежая рыбка на завтрак, яркие тряпки, личная лодка – все это стоило постоянных побоев?

– Ооооо, Ка, – ее глаза хищно сверкнули, – уж не тебе об этом р’ассуждать. Или свежая р’ыбка на завтр’ак стоила того, чтобы навеки сгубить свою душу?

– Ты ничего обо мне не знаешь, убери свой чертов крем от меня, – я вытер его с лица, несмотря на ее попытки удержать меня.

– Ты тоже обо мне ничего не знаешь! – она вскочила с кровати и направилась к выходу, но резко развернувшись, толкнула поднос так, что кофе расплескался, забрызгав чёрными кляксами белое бельё. – Ты недостоин даже моего кофе!

Эта глупая истеричная женщина выскочила из комнаты, предсказуемо хлопнув дверью.

Если это мой последний день в жизни, то начинается он прескверно. Хотя, конечно… это не мой последний день. Это последний день в жизни Азиака, которого угораздило получить такое пренеприятное задание, как убийство меня.

Я отослал верёвку следить за ним для того, чтобы она просто не путалась под ногами.

Была ещё одна причина, однако. Я хотел, чтобы эта высокомерная

вещичка была в первом ряду намечавшегося спектакля.

Путь из Медины до Левого берега был утомителен по большей части от того, что несколько раз мне приходилось переодеваться, попутно обворовывая несчастных домохозяек. Несладко придётся им вечером, когда вернувшиеся мужья не обнаружат комплектов одежды. Не иначе тайный любовник сбежал, спутав одеяние.

Мой последний на сегодня, наряд рыбака, стал лучшей маской в зловонных переулках Левого берега. Здесь рыбаков, как рыб в море, люди-невидимки, недостойные даже взгляда торговца, которого они снабжают. Удивительно, как презрительно относятся к добытчикам те, кто на костях этой самой рыбы строит себе лучшие дома. Рыбакам не разрешено продавать улов на рынках и базарах, они могут сбыть рыбу только гильдии торговцев. А торговец – это отдельный вид человека. Если я убил сенатора быстро и без мучений, то эти медленно гноят рыбаков в нищете, то и дело опуская закупочные цены и в то же время поднимая продажные.

Рыбакам выживать особенно тяжко, но раз уж ты уродился в такой семье – выхода нет, по крайней мере, так говорят все.

– Скажи Пиваке, что пришёл Огневик. Срочный разговор, – бросил я трактирщику.

Тот поначалу презрительно скривился, увидев слишком простого для «Гриняка» гостя. Пару медяков за пинту дешевого пива не стоили его внимания, он надеялся оставить меня на попечение местной официанточки. Но, услышав кодовое слово, коим за последние пять лет стало мое прозвище, торопливо скрылся из виду.

Уже четверть часа я сидел за столом, трактирщик раздавал распоряжения, попутно смахивая крошки со стола своей собственной рукой, оказывая мне тем самым высшую степень почтения.

Бочонок пива уже водрузили на стол, маслянистые пережаренные хлебоганки горой лежали на тарелке. Трактирщик расщедрился и на копчёного малька, приправленного чесночным соусом.

Чудовищный перегар трепал мне ноздри, а его источник, растрёпанный и помятый, тяжело рухнул на скамью напротив и долго пытался сфокусировать взгляд на мне.

– Огневик! Выглядишь прескверно! Я думал, ты попал, куда хотел. Видать, нет.

Я лишь усмехнулся, оглядев Пиваку так, чтобы он это подметил.

– Чего пожаловал?

– Давай-ка выпьем за встречу!

Пенные шапки покачнулись, едва не перевалившись за края кружек. Утро Пиваки должно было начаться с выпивки, а не с разговоров.

– Ну ладно. Сколько мы не виделись? Полтора года?

– Около того.

С каждым глотком настроение его явно улучшалось. И пока он опустошал кружку за кружкой, а я рассказывал байки о том, чем занимался все это время, официантка принесла нам меню и покорно стояла в ожидании.