Хорошо в деревне летом
Шрифт:
Машина стояла в большом сарае. Сегодня завелась на удивление быстро. Иван Ильич вырулил на пустую дорогу, запер ворота и некоторое время курил снаружи, прислушиваясь к кашлянию мотора. Сама мысль о возвращении в ледяной салон была мучительной, но до первого автобуса оставалось меньше часа, а как оно придется в дороге – неизвестно. Он выбросил окурок и нырнул в холодные объятия сидения, словно в прорубь.
За окном замелькали серые штакетины заборов. Деревня спала, только редкие старушки копошились во дворах возле дровников. Вот позади остался дом Бондарей, и дорога
Иван Ильич включил приемник, чтобы ехать веселее. Здесь ловились только центральные станции и Китай – сейчас последний явно выигрывал. Лучше уж слушать песни на непонятном языке, чем передачи для московских полуночников. Он не прогадал: музыка оказалась заводная, а бойкая ведущая острила и смеялась над собственными шутками. Время в пути до райцентра пролетело почти незаметно.
Улицы стояли пустые. Сонный ПГТ встретил раннего визитера равнодушно. Визитер оставил машину на стоянке возле мэрии – там хоть не разуют – и бодро зашагал к автовокзалу.
– Доброе утро, – сказал Иван Ильич немолодой кассирше в пуховике, едва открывшей свою амбразуру. – Мне до города, пожалуйста.
– Водитель уже отметился, – глухо ответила женщина, протягивая ему билет. – Можете сразу садиться. А то задубнете.
Автобус действительно стоял под парами с обратной стороны вокзала. Иван Ильич показал билет нахохлившемуся водителю, в пустом салоне занял лучшее место – над печкой – и уставился в окно. Утренний сумрак понемногу рассеивался, снег уже отливал белым вместо серого, а вершины сопок порозовели. Еще четверть часа – и встанет над краем желтое солнце. Всех задубевших пригреет.
Сколько раз он пытался уехать отсюда? Служил во флоте, потом в городе решил остаться, из рейсов месяцами не вылазил, полмира повидал – все не то. Край тебя забудет, ты его…
Владивосток всегда напоминал ему тигра: раскинулся по сопкам, да глазеет то на море, то в небо – вдруг что? Он всегда наготове, сторожит берега, самые дальние подступы к рубежам… На людей ему плевать: не выплывут – приедут новые. Понаедут.
За мыслями о жизни и малой родине Иван Ильич задремал, и четыре с лишним часа тряски промелькнули незаметно. Он сошел с автобуса в пригороде. Петр жил здесь с конца восьмидесятых, выстроил коттедж одним из первых. Раньше, как многие, возил иномарки, а потом: киоск, магазин, ресторан… Один бог ведает, что сейчас у него за душой.
От трассы спускалась дорога, прямая как стрела. Шагая по обледенелому и присыпанному угольной крошкой асфальту, Иван Ильич с удивлением крутил головой: раньше здесь рос лес, лишь несколько коттеджей стояло далеко внизу, у старого аэродрома. Пригород всегда был малолюдным, зеленым. Это земли военных; любое строительство – на свой страх и риск. Однако ж сколько рисковых нашлось!
Чем ближе он подходил к раздолбанной взлетно-посадочной полосе, тем плотнее становилась застройка, тем теснее стояли коттеджи, тем выше были заборы из профлиста. Тоже элита – живут у черта на рогах, а огородились, будто кругом черти с вилами. Друг от друга, не
К счастью, Иван Ильич заметил впереди приметную машину – переделанный из микроавтобуса катафалк. Черный, наглухо тонированный, внутри еще и занавески наверняка, чтоб покойнику красивее жилось.
– Бондаря хоронят? – спросил Иван Ильич водителя катафалка, который уютно пристроился на сиденье с подогревом и решал сканворд.
– А хрен знает, – буркнул тот, не подымая головы от журнала. – Мне накладную не показывали… Копытное из пяти букв?
– Козел.
Он вошел в приоткрытые ворота и тут же был атакован стаей мелких шавок. Пара болонок, пекинес и, кажется, пудель – все лохматые, страшные, чумазые – истошно визжали и скакали вокруг, не причиняя, впрочем, посетителю никакого вреда. На шум выскочил хозяин с галстуком в руках.
– Здорово, Петь. Рановато я, а?
– Нормально… Пшли, пшли на хер отсюда! – Петр ласковыми пинками разогнал свору и втащил гостя внутрь. – Ты извини, жена развела – тащит в дом всякую дрянь, наступить некуда… Внутрь не пускаю, а во двор хоть не выходи. Гробарям концерт устроили – срам один.
– Может, запереть? – предложил Иван Ильич, стягивая шапку с головы.
– Поймаешь их – разбегаются, суки. Люська на курорт улетела после нового года, я тут с ними с ног сбился. Похороны еще… Ты раздевайся, проходи. Ноги вытирай только, тапок не держим.
Он забрал у гостя верхнюю одежду и сунул в шкаф с зеркальными раздвижными дверями. Вроде «купе» называются. В деревне таких нет, а в городе у многих уже стоят – модно и место экономят. Иван Ильич с любопытством огляделся. Красиво, удобно, простенько, но со вкусом. А в тот раз его и за калитку не впустили.
Причина нынешнего гостеприимства Петра стояла посреди просторного холла на трех табуретках. Василий, как и брат, был высоким. Гроб длинный. Прислоненная к стене крышка – выше двери.
– Народ к двенадцати соберется. Помянем тут, потом на кладбище – участок хороший, рядом с дорогой – а дальше в ресторан на банкет. В общем, все как положено… – старший брат болтал и старался не смотреть в лицо младшему. – Выпить хочешь?
– Не рано? – засомневался Иван Ильич.
– Нормально!
Они прошли на кухню. Там была встроенная мебель с резными фасадами, столешница под мрамор, огромная плита с вытяжкой и даже кухонный комбайн – тетке бы понравилось. За круглым столом в углу закусывали «гробари». Петр достал из недр ближайшего шкафа бутыль с янтарно-коричневой жидкостью и позвал Ивана Ильича в гостиную.
– Виски. Односолодовый. – объявил он, разливая напиток по стаканам. – Хрен знает, что такое, но вкусный, мягонький. Люська привезла из Америки.
– Путешествовать любит? – спросил Иван Ильич, принимая стакан. Из вежливости спросил – супругу земляка он в глаза не видел.
– А кто не любит, когда время и деньги есть? Она с работы давно уволилась: сперва за отцом ходила, потом за матерью. Теперь вот развлекается как может. Дети разлетелись, а нам куда деваться? Ну, земля пухом… хотя рано про это еще.