Хоровод нищих
Шрифт:
– Значит, опять что-то скрываете. Скажите прямо, занимаетесь ли подпольной продажей, или бокалы предназначены для семейного употребления?
– Да, – почти шепотом ответил Йере.
Йере бросил безнадежный взгляд на портрет президента, усы которого, напоминавшие беличьи хвосты, оказались над головой комиссара, писавшего закорючки букв.
– Для чего вам крахмал? – спросил тот.
– Для воротничков рубашек.
– Для чего?
– Чтобы они становились твердыми.
Комиссар записывал и одновременно повторял вслух: «Задержанный ответил, что они твердеют…»
Полицейский
– Ткань для пижамы, кухонные полотенца и миску… Чайные ложки? Ну, они всегда нужны… Подвязки для чулок!.. Галстук. Галстук для кого?
– Лично для меня, – сознался Йере.
– Какого цвета?
– Красный.
– Красный. Вы сказали «красный»?
– Вишневого цвета, – поправился Йере.
– Это не меняет дела. Неужели вам неизвестно, что в Финляндии нельзя носить красный галстук? Значит, вы социалист?
– Нет, я просто писатель.
– Невежа! Я имел в виду социалистического писателя, который носит красные галстуки и настраивает народ против законного правительства. Вам известно, что вы получите за это? Тюрьму! Узаконенный цвет галстука синий или черный, а еще лучше темно-синий.
– Да, но Лидия сказала, что к моему лицу подошел бы лучше всего красный. Не является ли он к тому же цветом надежды?
– Разве в этой стране Лидия определяет цвета, – пробурчал комиссар, погрозил кулаком Йере и стал писать: «Задержанный не отрицал, что он социалист, сказав при этом, что красный галстук – это знак сопротивления общественному мнению, поскольку якобы красный – это цвет надежды и символ революции, и все-таки восхищение им задержанный выражал без глубокого понимания…» Вечное перо власти остановилось передохнуть.
– Не желаете ли честно добавить что-нибудь? – спросил комиссар, с некоторым отвращением взирая на Йере.
Йере пожелал. Он попросил коротко упомянуть в протоколе о цвете Лидиных подвязок для чулок, но комиссар не посчитал это смягчающим обстоятельством, поскольку женские подвязки предназначены исключительно для мужчины и не могут возбуждать настроение народных масс. Комиссар утешил Йере сообщением, что Лидия, пожалуй, тоже будет подвергнута допросу.
– Я могу идти? – спросил Йере после того, как подписал двенадцатистраничный протокол допроса.
Комиссар шумно вдохнул в себя воздух и ответил:
– Только завтра. Вы пили спиртное, и мой долг предложить вам сегодня ночлег у нас.
– Я же не пьян, – защищался Йере.
– А вот это определяю я. На вас такое скверное пальто, что вас даже за одно это следует посадить в камеру. Протокол будет направлен в Центральное управление сыскной полиции, которая произведет необходимые дополнительные допросы и раскроет ваши политические убеждения. Мое дело только расследовать остальные ваши преступления. Повестку получите в свое время.
Комиссар вызвал полицейского, который препроводил Йере на рождественскую ночевку в казенном доме.
Наступило утро сочельника, и в сердца людей вошло благоговение. Йере провел веселую ночь, ибо вечером у него появился компаньон – в камеру привели печального молодого человека, который назвался Антеро Кому, по профессии позолотчик и меланхолик по характеру.
– Задержали
– Сочиняю стихи, – мрачно ответил Йере.
– Не трепись, – воскликнул позолотчик и продолжил свой рассказ, пока не заснул.
– Суомалайнен, – позвал полицейский.
Йере после такой веселой ночи снова вызвали на допрос.
– Подожди меня на улице, – шепнул позолотчик. – Пойдем вместе позавтракаем.
Глаза Йере покраснели. Сейчас он был похож на человека, случайно уронившего один носок в быстрый поток воды и бросивший туда второй вслед за первым.
Лицо следователя украшала милая рождественская улыбка. Он узнал, что получит вечером от жены шлепанцы и коробку сигар. Подарки будут лежать под разукрашенной игрушками елкой. По этой причине в его глазах мерцала почти социальная доброта. Он поглаживал усы и листал протокол допроса.
– Молодой человек. Делаю вам строжайшее напоминание – извещение о штрафе за пребывание пьяным в общественном месте получите позднее. На этот раз отделаетесь малым наказанием, и связано это с тем, что писателей считают частично невменяемыми. Исправьтесь и начните сочинять духовные вирши или стихи, воспевающие отечество. Это будет рассматриваться в качестве смягчающего обстоятельства в любых судах, даже в том случае, когда предстанете перед судом Всевышнего. Поскольку вы пропили деньги вашей невесты впервые, не ходите по полицейским участкам плакаться о своем безденежье. Веселого Рождества!
– И вам также, – едва слышно отозвался Йере.
Его упорно клонило ко сну. Он ждал позолотчика у дверей полицейского участка и думал, что ему стоило бы повеситься на перекладине двери ресторана Кямпи. Виновником мрачного душевного настроения был даже не Хайстила, а он сам. Он не мог отправиться на встречу с отцом, ибо денег не было даже на трамвайный билет. Жаль было милую Лидию, ожидавшую возвращения своего честного жениха. Жаль Лидию, которая не получит сине-черных подвязок.
Позолотчика Антеро Кому также выпустили на свободу. Он держал под мышкой огромный сверток и обещал угостить Йере завтраком, если тот поможет тащить эту ношу.
– Забегу только перекусить, а потом пойду навещу отца.
С неба валил крупный мокрый снег. Товарищи по несчастью брели по снежной слякоти в поисках столовой. До полудня подавали исключительно только еду, но, когда пробило двенадцать, позолотчик загорелся выпить пива. К удивлению Йере, он даже расплатился.
– Возьмем еще бутылочку, а потом схожу навестить отца. После четвертой бутылки они были вынуждены сменить питейное заведение. Йере нес тяжелый сверток, бумажная обертка которого промокла от снега. Пиво никак не прогоняло грустное настроение позолотчика, и ему захотелось чего-нибудь покрепче. Им снова пришлось поменять заведение.