Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
Шрифт:
Теперь его имя встречалось на газетных полосах все чаще, он смог сшить себе вечерний костюм и перевез всю семью в новое, более светлое и сухое жилище. В «Ла Ревиста Универсаль» он один делал, быть может, больше, чем все остальные сотрудники. Из-под его пера выходили «Театральные обозрения», «Парламентские репортажи», подборки самых разных новостей под названием «Эхо со всех сторон». Он написал сотни статей и заметок, опубликованных без подписи, а под самыми важными ставил псевдоним.
Он постоянно думал о Кубе и постоянно был готов к борьбе за нее. Он сумел заслужить доверие людей, которые, не называя
«Передо мной лежит, — и в ее чтение я вкладываю всю свою душу, — одна из газет, публикуемых в лагере революционеров на Кубе, — писал он в одном из летних номеров «Ла Ревиста Универсаль». — Позор тем, кто не с революцией!»
Марти развернул в поддержку Кубы целую кампанию, и многие столичные издания приветствовали «неоценимого писателя, который настойчиво продолжает публиковать статьи по кубинскому вопросу».
Однако собственные дела не давали мексиканцам осознать всю серьезность проблемы Кубы. Полемика между либералами и консервативной оппозицией росла, заслоняя собой все и предвещая близкую бурю. Озабоченный Вильяда все чаще отмахивался от статей на кубинские темы. Даже Меркадо, верный и любимый Меркадо, советовал Пепе писать лучше о театральных премьерах.
К счастью, в городе были люди, для которых судьба Кубы никогда не отходила на второй план. Энергичный медик Николас Кован и тонкий поэт Альфредо Торроэлья — гаванцы, спасавшиеся в Мексике от испанского «правосудия», — стали верными друзьями Марти по борьбе.
Едва закончив дела в редакции, Хосе спешил теперь к Торроэлье. Они обсуждали победы и неудачи повстанцев, способы материальной помощи сражающейся республике, вспоминали родные места. Худой, с землистым лицом, Торроэлья хрипло читал новые стихи:
О, я знаю, наступят рассветы свободы В алых отблесках пролитой крови…Он замолкал, когда приходил дон Николас Аскарате, считавшийся как бы старейшиной мятежных кубинцев в Мехико. Марти помнил его еще по «Сан-Пабло», когда известный гаванский адвокат Аскарате проходил мимо почтительно расступавшихся учеников в кабинет своего друга Мендиве.
Испанцы не простили Аскарате его кампаний против рабства, хотя адвокат и слыл сторонником постепенных реформ. Бросив богатую практику на острове, Аскарате оказался в Мехико и долго не мог соразмерить привычные аристократические замашки с жалованьем клерка нотариальной конторы.
Разница в возрасте не мешала Марти и Аскарате. Их беседы обычно начинались с воспоминаний.
— Только кубинец может понять кубинца, когда тот говорит о Кубе, — вздыхал Аскарате.
— Вы правы, дон Николас, тысячу раз правы, — отвечал Хосе. — Мы видели много горя на родине, но ведь даже пески пустыни плохи до тех пор, пока им не скажешь «прощай».
Впрочем, их единство тут же и кончалось — ведь после этого традиционного начала разворачивалась дискуссия: реформы или война. Прохожие с удивлением оборачивались: старик и юноша почти кричали друг на друга.
Рассерженные, они расходились по домам, но на следующий день
Нередко к ним присоединялся Торроэлья.
— Мы ищем свободы, мечтаем о ней, — с тоской в глазах говорил он. — Но как мы сражаемся за нее? На бумаге? Кому здесь нужны мои стихи? Кто из кубинцев читает твои статьи, Пепе? Разве этого ждет от нас родина? У меня опускаются руки…
— Пока нужно бороться здесь, — отвечал другу Марти. — Разве подлинное счастье и свобода Кубы возможны без свободы и счастья Мексики?
Летом 1875 года в дневник Марти, легли решительные строки: «Я посвящаю себя неотложному изучению, пробуждению и обновлению Америки».
Такую задачу мог поставить себе только гигант. И хотя Марти, конечно, гигантом себя не считал, он уже становился им.
Отныне он пишет: «наши проблемы, наша политика, наш театр». Он пишет «народ», а не «народы», имея в виду всю Испанскую Америку. И так отныне он будет писать всегда, до печального рассвета у Дос Риоса, до самого конца.
Огромная, небывалая задача, словно океанский вал, подняла Марти над привычной маломерностью повседневных дел. В его статьях появилась новая, для многих неожиданная глубина. Все попадало в круг его интересов, и в каждом событии он стремился уловить общую для его Америки причину, следствие, закономерность.
В новом свете виделась ему теперь и экономическая отсталость — общая для стран его Америки; и недостаточность образования — опять-таки общая для всего континента; и судьба тех, кто составлял подлинное содержание слова «народ», — судьба кубинцев и мексиканцев, гватемальцев и венесуэльцев.
Он, ратовавший прежде за выпуск занимательного «Эха со всех сторон», теперь дрался за каждую «слишком серьезную» статью.
— Людей волнуют не только грабежи и пожары, — говорил он Вильяде. — Нужно, чтобы печать освещала большие, коренные проблемы, боролась с общественным злом, объясняла, указывала, агитировала. Вот прочтите. Эта статья посвящена трагедии Анатуангина…
Вильяда хмурился, слушая кубинца, но в глубине души соглашался с ним. Церковники то и дело поднимали мятежи против республики в отсталых северных районах страны. Они разорили городок Анатуангин, поддерживавший правительство, и Марти правильно назвал это преступление лишь одним звеном в длинной цепи. Однако не слишком ли резок Марти, не осложнят ли и без того нелегкую ситуацию его строки: «Они укрываются в тени благочестия, прячут в тени сутаны восторженную улыбку молчаливых уст, улыбку, вызванную деяниями злодеев. Отсветы пожарищ Анатуангина освещают их лица»?
И все же Вильяда напечатал статью, в которой Марти требовал, чтобы правительство республики жестоко покарало убийц, прикрывавшихся именем Христа. Он напечатал и многие другие статьи, где Марти призывал мексиканских либералов последовательно проводить четкий курс на упрочение и процветание республики, поднимал важные не только для Мексики проблемы.
Одной из таких проблем была судьба индейцев. С горечью писал Марти, что эти люди напоминают ему поломанные ирисы. С содроганием смотрел он, как целуют руки торгашам и святошам потомки мастеров и мудрецов, задолго до прибытия испанских каравелл имевших самый точный в мире календарь и грандиознейшие в мире сооружения.