Хотеть не вредно!

Тартынская Ольга

— Я тоже.

На душе потеплело, и рыданья прекратились сами по себе, как и начались. Я заметила, что бурный всплеск эмоций обессилил Бориса, еще не окрепшего после болезни и целый день проведшего на ногах. Поэтому вскочила и засуетилась, сооружая нормальную постель. Теперь мне можно было разделить с Зиловым ложе в буквальном смысле, и я устроилась у него подмышкой. Борис сразу заснул, а я еще долго лежала и думала о будущем. Еще раз прокрутила в голове возможности окончательного переезда сюда, в шалаш. Тут же представила несчастное лицо заброшенной Ритки, собаку, которую забывают кормить и вовремя выводить. В

общем, самых маленьких и беззащитных. Впрочем, собаку можно забрать сюда, здесь ей лучше будет, чем в загазованном и шумном центре Москвы. Фокс боится резких звуков, и его психика основательно страдает из-за частых в последнее время фейерверков и салютов, не говоря уж о стройках и машинах. А Ритка? А маленькая Аня? Насте еще целый год учиться, не сдавать же ребенка в ясли. Мои дети не ходили ни в ясли, ни в детский сад, а это, согласитесь, в советское время было немыслимо. В поликлиниках и других советских учреждениях на меня смотрели с подозрением и даже с некоторым раздражением.

Боря застонал во сне, и я стала баюкать его, как ребенка. Подумалось вдруг, что человек на земле очень одинок, особенно в большом городе. Есть кровные узы, которые далеко не всегда избавляют его от одиночества. Друзья и любимые со временем уходят, и в зрелости у человека остается в лучшем случае два-три родных человека. И все. Мне повезло с детьми, но скоро они тоже уйдут в свои семьи, а я останусь одна. Мне многого не надо, только одного, Господи, одного человека! Вот он лежит рядом и стонет во сне. Может, ему тоже снится одиночество?

Мне вдруг стало холодно. Почему я такая эгоистичная дура?! Почему я ни разу не подумала о нем? Ведь Зилов, наверное, так же одинок, особенно теперь, когда он переехал в чужой город! С ним рядом нет даже детей. Конечно, он сильный мужчина и никогда не жалуется, но я-то какова! Швецов сравнил Бориса после встречи со мной с садовником Мюллером. Он умирал от одиночества! А я его встретила настороженностью и холодом, когда, сделав невозможное, он приехал ко мне в Москву.

Теперь, здесь, во время болезни и после, он ни разу не упрекнул меня в этом! И я снова оставлю его? Это будет предательством. Он уедет назад и погибнет. Рассчитывать, что на голову свалится еще один дар Божий, не приходится. И так нам слишком щедро было отпущено счастья. Не уберегли? Ваше дело. Вряд ли Зилову, как и мне, еще раз улыбнется фортуна. Если сейчас я уеду и позволю ему вернуться в Забайкалье, это конец. И мне и ему.

Я снова заплакала, только тихо, чтобы не разбудить Бориса. Однако он, шпион Гадюкин, чувствует все и во сне.

— Что? — спрашивает вовсе не сонным голосом.

Ведь только что крепко спал!

— Нет, ничего, я так… Мне хорошо с тобой, я даже спать не могу.

Он потрепал меня по затылку, повозился, чтобы лечь поудобнее, и снова заснул. Нет, я не могу его бросить! Но что делать? Что делать? Я уснула, так и не придумав ничего утешительного.

И конечно, я проснулась, когда Зилов уже приготовил завтрак и переделал кучу дел по хозяйству. Стыдно, но ничего, это последний день, можно простить себя. За завтраком Борис вдруг предложил:

— Давай пригласим сегодня Валю.

У меня брови поползли вверх. Видимо, такое изумление было написано на моем лице, что Зилов поторопился объяснить:

— Леха звонил, приедет с женой и замом. Для компании заму просил кого-нибудь

найти. А я, кроме Вали, никого не знаю. Ну и помогла она мне очень, когда я тут осваивался да болел.

Только Вали мне тут не хватало! У меня последний день, а я должна делить Зилова с какой-то Валей! Ладно друзья, но Валя-то при чем? Чувствуя, как меня захлестывает злость (а с утра мне много не надо, чтобы вызвериться), выговариваю сквозь зубы:

— Может, мне лучше сразу уехать? Посидите тут без меня, с Валей?

Зилов внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Мне бы тоже уняться, переждать, а потом спокойно поговорить. Нет, я лезу в бутылку:

— И чего я сюда вообще притащилась? Нарушила идиллию!

Зилов встал из-за стола, собрал посуду и понес на кухню. В дверях он остановился и сдержанно произнес:

— Не хочешь, не будем приглашать.

Думаете, я успокоилась? Нет, меня несло, как Остапа. Сама мысль, что возможно так вот оскорбить меня в последний день, не давала покоя. Я вышла на кухню. Зилов, как мне казалось, издевательски спокойно мыл посуду. Я поворачиваю его к себе:

— Ты мне не ответил. Может, мне уехать?

Зилов усмехнулся:

— А то ты не собираешься завтра уезжать!

— Нет, сегодня, сейчас, чтобы не мешать вам с Валей!

Борис мягко отстранился от меня и пошел к выходу из дома. На пороге он обернулся и произнес без всякого раздражения:

— Дура.

На меня это странно подействовало: я тут же успокоилась. Слегка поразмыслив, пошла просить прощения. Зиловская тельняшка мелькала возле машины. Я подошла и обняла его спину. В окне соседнего дома что-то мелькнуло. Я еще крепче прижалась к Борису. Он погладил мои руки.

— Пусть приходит, — сказала я, поглядывая на соседние окна.

— Да Бог с ней, с Валей! Это для зама нужно было, Леха просил.

— Вот и выполни его просьбу. Не сердись на меня: я и вправду дура.

Зилов повернулся ко мне и внимательно посмотрел в глаза. Он был серьезен и невозможно красив.

— Ты не сердишься? — подлизываюсь я.

— Да нет. Иди в дом.

Мне снова показалось, что он уводит меня от окон, чтобы Валя нас не видела. Чушь, конечно, но я опять чуть было не завелась.

Однако надо было готовиться к вечеру: купить продукты, убраться в доме, как-нибудь приукрасить его. Букет что ли собрать из желтых листьев и осенних цветов? Я ухожу в хлопоты с головой, Зилов только на подхвате: тяжести нести из магазина или что передвинуть, переставить. Сама иду к Вале, чтобы ее пригласить.

Когда я вошла, она готовила обед и орала на маленькую Катьку. Сунув девочке шоколадку, я расшаркалась перед Валей. Она удивилась приглашению, но вида не подала. Кажется, в ее бесцветных глазах мелькнуло удовлетворение.

— Хорошо, приду. Вот только не знаю, куда Катьку-то девать.

— А ее не надо никуда девать, с ней приходи.

Валя скривила лицо:

— Вот еще, будет ныть всю дорогу, под ногами болтаться. Ладно, может, спать ее уложу пораньше.

Катька, внимательно слушавшая, о чем идет речь, тут же запротестовала:

— Не-е! Мам, возьми меня с собой к дяде Боре!

Валя замахнулась на нее тряпкой:

— Иди ты! — и мне: — Вот видишь, она уже ноет!

Валя со мной на "ты", оказывается. Я спешу оставить их наедине для выяснения отношений. Валя вслед кричит: