Ховрино
Шрифт:
Обладатель арматурной дубины глянул на сытую ряху Чугуна – и покачал головой.
– Зачем про себя плохо говорить? Твой кожа хороший, жирный. Такой от дождя не мокнет. Мой из нее плащ себе шить. А кости – шаман отдам, пусть старый псих тешится. И мяса у тебя много. Сам съем, все племя накормлю, еще останется. Коптить впрок будем. Ай, хороший хомо! Розз, мой сказал – вяжи его, что стоишь?
– Не-ет… – заскулил было Чугун. Но тут его вдруг осенило. – Мясо! Много мяса! Я покажу, где можно добыть много мяса!
– Хомо
– Подождать! – вдруг рявкнул владелец арматурной дубины. Судя по повелительному тону и по тому, как резво тормознул Розз, в этой троице он был главным.
Чугун, почуяв шанс на спасение, зачастил:
– Да-да! Вон там, за той аркой! Двое прошли только что. Девка и большой парень. Очень, очень большой, целая гора мяса! Правда, у них оружие… Но если вы позовете своих соплеменников, то…
– Шшшшш! – прошипел командир троицы оборванцев, приложив корявый палец к тонким потрескавшимся губам.
Чугун замолк.
Большие уши мутанта встали торчком, словно у дикого зверя.
– Мой слышать шаги, – прошептал он. – Это самка хомо. Самка хомо – вкусный еда. И редкий. Самка хомо нечасто выходить из свои крепость.
– Да, да! – осмелел Чугун. – Вкусная еда! А если вы позволите мне кое-что с ней сделать, она станет еще вкуснее!
Взгляд главаря шайки мутантов уловил лихорадочный блеск в глазах сына второго зама.
– Ты хотеть поиметь этот самка, прежде чем мы ее съедать?
Чугун кивнул в ответ и сглотнул слюну. При мысли о Лии, обнаженной, привязанной к бревну, беспомощной, даже страх перед мутантами отступил на второй план. Знатная месть будет, если получится уговорить этих уродов!
– Розз! Ты сбегать и посмотреть, что делать те хомо. Самка хорошо, но мой слышать – с ней большой мужик. Он может быть опасный.
Розз кивнул и ринулся выполнять приказ. Главарь наклонился к Чугуну и, оскалившись, произнес:
– Твой дать хороший наводка. Но если ничего не получится, мой племя будет кушать тебя. Медленно кушать. Рука отрезать, прижигать обрубка, мясо жарить, потом спать. Завтра другой рука резать. Потом нога. Свежий мясо хомо всегда вкуснее.
Чугун обливался потом, трясясь от страха. За несколько минут он узнал, как мутанты делают колбасу, набивая кишки своих жертв их собственным мясом, как едят свежие мозги из вскрытых черепов еще живых пленников, как высасывают из них же глаза, из которых, оказывается, самые вкусные серо-водянистого цвета, как у сына второго зама…
Эти минуты показались Чугуну вечностью. Но вот разведчик, наконец, вернулся.
– Хомо правда дал хороший наводка! – сказал слегка запыхавшийся Розз. – Да, там самка хомо и огромный самец хомо. Остановились, разговаривают, наверное, сейчас стоянка делать будут! Но втроем мы не справиться, самец сильно здоровый! Надо звать всех, кто в лагерь!
– Керз! – коротко бросил
Стоящий в стороне оборванец все понял и со всех ног рванул в сторону развалин, за которыми, скорее всего, и был лагерь мутов.
– Ты не врать и вормы тоже держать слово! – слегка высокопарно произнес вожак. – Мы договориться! Но ты пойти с нами и сражаться вместе с нами! Мы дать тебе дубина! Если ты сражаться хорошо, мы оставлять тебя живой и принять в наш народ! Если ты сражаться плохо…
– Я понял, – заискивающе лыбясь, произнес сын второго зама и потянул руку. Снова выслушивать кровожадные фантазии мутанта ему решительно не хотелось. – Меня Чугуном звать. Плохо не будет, командир, не беспокойся.
Главарь шайки смерил сына второго зама презрительно-снисходительным взглядом и хоть руки и не подал, но процедил сквозь гнилые зубы:
– Меня Богз звать. Но командир тоже можно.
«А хорошо сражаться ты не уметь, хомо, – думал он, глядя на довольную рожу Чугуна. – Хомо, который уметь хорошо сражаться, драться даже без оружий до последней капля кровь, а не реветь и не сдавать своих соплеменник! Но я не стать есть твой позорный мясо, чтобы не впитать в себя твой трусость! Когда кончатся припасы, я кормить тобой свой самый худой и глупый жена. А когда она разжиреть, я съесть ее. И всем быть хорошо».
Огромные черные бабочки кружили над трупом какого-то крупного животного. Что это за зверь, понять было затруднительно из-за сплошного живого ковра, покрывшего мертвое, вонючее мясо. Приглядевшись, Бор понял, что «ковер» – это сотни таких же насекомых, облепивших огромную тушу.
– Бабочки-падальщицы, – ответила Лия на немой вопрос громилы. – Питаются мертвечиной, в нее же яйца откладывают.
– Они не опасны?
– Для живых – нет.
– Хорошо. И красиво…
– Что?
– Красиво, говорю. Разве тебе не нравится, как они летают и машут своими крылышками?
Бор с восхищением смотрел на живое черное облако, висящее в воздухе.
– Кхм… – только и сказала Лия.
Но Бор, похоже, ее не услышал. Он завороженно смотрел на бабочек.
«Н-да… На первом же Поле Смерти попадется. Они и опытных воинов своими мороками заманивали, а тут – дитя, считай. Бабочек ему Поле нарисует, заворожит, а потом подползет к обеду, замершему в восхищении, и нет парня».
– Бор, ты светляков-пересмешников когда-нибудь видел? – поинтересовалась Лия, повысив голос.
– А… нет. Они красивые?
– Ага, очень. Летают, светятся, ночью хорошо видно. Как огоньки такие маленькие…
– Красиво, наверное… – Бор представил себе эту картину и даже про бабочек забыл.
– Ну да… А еще они умеют говорить, совсем как люди…
– Ух…
– Поговорят с тобой твоим же голосом, а потом влезут тебе под кожу и начнут жрать тебя изнутри!
Бор вздрогнул.