Хождение по мукам (книга 1)
Шрифт:
– Сегодня утром.
Иван Ильич пошел к камину. Все шесть писем были от Даши. Адрес на конвертах написан крупным почерком. Ивана Ильича заливало нежностью к этой милой руке, написавшей такие большие буквы. Нагнувшись к огню, он осторожно разорвал первый конверт. Оттуда пахнуло на него таким воспоминанием, что пришлось на минуту закрыть глаза. Потом он прочел:
"Мы проводили вас и уехали с Николаем Ивановичем в тот же день в Симферополь и вечером сели в петербургский поезд. Сейчас мы на нашей старой квартире. Николай Иванович очень встревожен: от Катюши нет никаких вестей, где
– Ваше благородие. Ваше благородие.– Телегин с трудом обернулся, в дверях стоял вестовой.– Телефонограмма, ваше благородие... Требуют в роту.
– Кто?
– Подполковник Розанов. Как можно скорей просили быть.
Телегин сложил недочитанное письмо, вместе с остальными конвертами засунул под рубашку, надвинул картуз на глаза и вышел.
Туман теперь стал еще гуще, деревьев не было видно, идти пришлось как в молоке, только по хрусту гравия определяя дорогу, Иван Ильич повторял: "Я буду вас верно и очень сильно любить". Вдруг он остановился, прислушиваясь. В тумане не было ни звука, только падала иногда тяжелая капля с дерева. И вот неподалеку он стал различать какое-то бульканье и мягкий шорох. Он двинулся дальше, бульканье стало явственнее. Он сильно откинулся назад, - глыба земли, оторвавшись из-под ног его, рухнула с тяжелым плеском в воду.
Очевидно, это было то место, где шоссе обрывалось над рекой у сожженного моста. На той стороне, шагах в ста отсюда, он это знал, к самой реке подходили австрийские окопы. И действительно, вслед за плеском воды, как кнутом, с той стороны хлестнул выстрел и покатился по реке, хлестнул второй, третий, затем словно рвануло железо - раздался длинный залп, и в ответ ему захлопали отовсюду заглушенные туманом торопливые выстрелы. Все громче, громче загрохотало, заухало, заревело по всей реке, и в этом окаянном шуме хлопотливо затакал пулемет. Бух!– ухнуло где-то в лесу. Дырявый грохочущий туман плотно висел над землей, прикрывая это обычное и омерзительное дело.
Несколько раз около Ивана Ильича с чавканьем в дерево хлопала пуля, валилась ветка. Он свернул с шоссе на поле и пробирался наугад кустами. Стрельба так же внезапно начала затихать и окончилась. Иван Ильич снял фуражку и вытер мокрый лоб. Снова было тихо, как под водой, лишь падали капли с кустов. Слава богу. Дашины письма он сегодня прочтет. Иван Ильич засмеялся и перепрыгнул через канавку. Наконец совсем рядом он услышал, как кто-то, зевая, проговорил:
– Вот тебе и поспали, Василий, я говорю - вот тебе и поспали.
– Погоди, - ответили отрывисто.– Идет кто-то.
– Кто идет?
– Свой, свой, - поспешно сказал Телегин и сейчас же увидел земляной бруствер окопа и запрокинувшиеся из-под земли два бородатых лица. Он спросил:
– Какой роты?
– Третьей, ваше благородие, свои.
Телегин прыгнул в окоп и пошел по нему до хода сообщения, ведущего к офицерской землянке. Солдаты, разбуженные стрельбой, говорили:
– В такой туман, очень просто, он речку где-нибудь перейдет.
– Ничего трудного.
– Вдруг - стрельба, гул - здорово живешь... Напугать, что ли, хочет или он сам боится?
– А ты не боишься?
– Так ведь я-то что же? Я ужас пужливый.
– Ребята, Гавриле палец долой оторвало.
– Заверещал, палец вот так кверху держит.
– Вот ведь кому счастье... Домой отправят.
– Что ты! Кабы ему всю руку оторвало. А с пальцем - погниет поблизости, и опять пожалуйте в роту...
– Когда эта война кончится?
– Ладно тебе.
– Кончится, да не мы это увидим.
– Хоть бы Вену, что ли бы, взяли.
– А тебе она на что?
– Так, все-таки.
– К весне воевать не кончим, - все равно все разбегутся. Землю кому пахать - бабам? Народу накрошили - полную меру. Будет. Напились, сами отвалимся.
– Ну, енералы скоро воевать не перестанут.
– Это что за разговор?.. Кто это тут говорит?..
– Будет тебе собачиться, унтер... Проходи...
– Енералы воевать не перестанут.
– Верно, ребята. Первое дело, - двойное жалованье идет им, кресты, ордена. Мне один человек сказывал: за каждого, говорит, рекрута англичане платят нашим генералам по тридцать восемь целковых с полтиной за душу.
– Ах, сволочи! Как скот продают.
– Ладно, потерпим, увидим.
Когда Телегин вошел в землянку, батальонный командир, подполковник Розанов, тучный, в очках, с редкими вихрами, проговорил, сидя в углу под еловыми ветками, на попонах:
– Явился, голубчик.
– Виноват, Федор Кузьмич, сбился с дороги - туман страшный.
– Вот что, голубчик, придется нынче ночью потрудиться...
Он положил в рот корочку хлеба, которую все время держал в грязном кулаке. Телегин медленно стиснул челюсти.
– Штука в том, что нам приказано, милейший Иван Ильич, батенька мой, перебраться на ту сторону. Хорошо бы это дело соорудить как-нибудь полегче. Садитесь рядышком. Коньячку желаете? Вот я придумал, значит, такую штуку... Навести мостик как раз против большой ракиты. Перекинем на ту сторону два взвода...
16
– Сусов.
– Здесь, ваше благородие.
– Подкапывай... Тише, не кидай в воду. Ребята, подавайте, подавайте вперед... Зубцов!
– Здесь, ваше благородие.
– Погоди-ка... Наставляй вот сюда... Подкопни еще... Опускай... Легче...
– Легче, ребята, плечо оторвешь... Насовывай...
– Ну-ка, посунь...
– Не ори, тише ты, сволочь!
– Упирай другой конец... Ваше благородие, поднимать?
– Концы привязали?
– Готово.
– Поднимай...
В облаках тумана, насыщенного лунным светом, заскрипев, поднялись две высокие жерди, соединенные перекладинами, - перекидной мост. На берегу, едва различимые, двигались фигуры охотников. Говорили и ругались торопливым шепотом.