Хождение под мухой
Шрифт:
Потом меня, облаченную во все стерильное, доставили в кабинет. Полная, румяная, совершенно роскошная дама, которая могла бы служить моделью для Кустодиева, приветливо сказала:
– Это вы от Альберта Константиновича? Пошли.
Мне показали комнату, отделение, операционную, блок интенсивной терапии. Придраться было не к чему.
– Понравилось? – цвела улыбкой Алла Станиславовна.
Я кивнула:
– Но есть вопросы.
– Конечно, дорогая.
– Можно навещать больного после
– Не рекомендуется, исключительно из соображений безопасности. Вы можете принести инфекцию.
– Выписку даете?
Алла Станиславовна замялась:
– А вам надо?
– Конечно! Как же дальше лечиться.
– Мы отпускаем больных работоспособными.
– И все же, вдруг чего?
– Тогда только к нам. Естественно, если по нашей вине случилась неприятность, все сделаем бесплатно.
Очевидно, на моем лице отразилась сложная гамма чувств, потому что Алла Станиславовна мигом добавила:
– Поверьте, четыре года работаю, ни одной жалобы.
– И не умирают?
Рыбакова развела руками:
– Мы же не боги. Всякое случается, у каждого врача, как говорится, имеется свое кладбище, но не надо думать о плохом.
Но я упорно подбиралась к интересующей меня теме.
– Карточки заводите?
– Конечно, – успокоила Рыбакова, – у нас очень строго.
И она похлопала рукой по компьютеру. Я уставилась на выключенный монитор. Так, понятно, информация там, но как к ней подобраться?
– Еще вопросы есть?
– Нет, – промямлила я, понимая, что сейчас настанет пора прощаться.
– Тогда решайте все формальности с Альбертом Константиновичем, и ждем!
Я вышла на улицу, прошла часть пути назад, села на одну из скамеек, пустовавших около большого сугроба, и призадумалась. Ну и что делать?
– Ой, Сашенька, – раздался за моей спиной плач, – ой, ну зачем ты это придумал!
От неожиданности я подскочила и обернулась. Взгляд уперся в сугроб, голос лился словно из кучи снега.
– Ну почему? Так бы выкрутились…
Очевидно, с той стороны стояла еще одна лавочка, где устроилась ничего обо мне не подозревающая парочка. Я хотела было уйти, чтобы не подслушивать чужие разговоры, но следующая фраза заставила меня замереть.
– Ой, Сашенька, – рыдала женщина, – ну и придумал, почку продать! Это что же, инвалидом жить?
– У меня еще одна останется!
– Ну, господи…
– Хорош выть, – довольно сердито заявил парень.
Но рыдания после его слов превратились почти в вопль.
– Ладно, – отрезал юноша, – успокоишься, придешь. Вечером Лена дежурит, я попрошу, чтобы тебя пустили. Но имей в виду, начнешь сопли лить – выгоню.
Через секунду я увидела, как у меня из-за спины вынырнула высокая, стройная мужская фигура и скрылась на дорожке.
Я решительно встала, обогнула гору снега, увидела с той стороны скамеечку, а на ней скрюченную фигурку в дешевой куртке и растоптанных сапогах.
Сев рядом, я поинтересовалась:
– Тебя как зовут?
– Галя, – всхлипнула девушка.
– Небось замерзла.
Галя заклацала зубами.
– Пошли.
– Куда?
– Ко мне в машину.
В «Жигулях» я включила печку и сказала:
– Уж извини, слышала твой разговор с Сашей, что это за история с почкой?
Галя судорожно разрыдалась, потом, слегка успокоившись, вытерла рукавом слезы и прошептала:
– Ужас кромешный, кошмар, посоветоваться не с кем. У меня в целом свете никого, кроме Сашки. А он, знаете, чего придумал? Почку свою продать!
– Зачем? – фальшиво удивилась я.
Галя опять заплакала. Наверное, бедная девушка настрадалась по полной программе, потому что принялась выплескивать на меня, совершенно постороннего человека, море информации.
Галя росла без родителей, у дальних родственников, не забывавших лишний раз упомянуть, что они держат ее в доме из милости, исключительно из одного христианского милосердия. Галя в благодарность с десяти лет взвалила на себя всю домашнюю работу от стирки и готовки до ухода за полусумасшедшей, парализованной бабушкой. В школу Галя ходила урывками и к моменту встречи с Сашей профессии не имела.
Познакомились они в овощном магазине, парень налетел на Галю, тащившую неподъемные торбы. Одна из сумок упала на пол… Похоже, тут поработала сама судьба, пожелавшая соединить два одиночества. Саша тоже не имел отца с матерью, но жил один, в комнате, оставшейся после родителей. За плечами у парня была служба в армии, да не где-нибудь, а в Чечне, и Галя иногда пугалась, видя, какие нехорошие взгляды бросает кавалер на нищих, стоящих на станциях метро в камуфляжной форме и с табличкой на груди «Помогите ветерану чеченской войны». Один раз случился скандал. Саша подошел к мордастому парню и прошипел:
– Ты там был, гнида, а?
«Ветеран» мигом подхватился и убежал. Саша рванулся за ним. Галя повисла на женихе.
– Не надо, миленький, оставь его!
– Сволочь, – дергался Саша, – нас позорит!
– Ну ради меня.
– Ладно, – буркнул жених.
– Он вообще ради меня на все готов, – плакала Галя, – когда мы поженились, стал по восемнадцать-двадцать часов работать. Утром на мусорнике бачки по дворам собирает, днем на своей машине бомбит, у нас «Москвич» старенький был, затем клиентов обучает, как инструктор.