Хозяева Москвы
Шрифт:
Ворон принимал вечность человеческой души, но отвергал Ад и Рай в принципе. Как и буддисты, он верил в переселение душ, но вовсе не признавал нирваны и не собирался становиться частью Будды. Он утверждал, что в посмертии душа все знает и умеет, а когда рождается, пытается припомнить эти знания и воплотить в материальном мире. С каждым новым кругом душа мудрее, как и материальный мир – лучше, что бы кто ни утверждал и какая бы бяка в виде Зон не появлялась бы. И в конечном итоге материальный мир и потусторонний попросту сольются в один, а люди станут тем,
Стаф почему-то считал, что Дэн станет хуже относиться к сталкеру из-за такого мировоззрения. А тот лишь зауважал своего спасителя еще сильнее. В отличие от многих он не являлся атеистом и в то же время не стремился прибиться к очередной стае. Последователей он не искал тоже. Просто верил в то, во что считал нужным, не пытаясь никому ничего доказать.
– Готовы? Даже если нет, все равно идем, – скомандовал Ворон. – Гришко. Ранова. Хазаров. Дин. В таком порядке и никак иначе.
Ползти по асфальту не так уж и трудно. Это же не липкая жижа на полигоне в Валуево. Однако психиатр начал задыхаться уже через минуту-другую и заметно отставать от девушки, которая тоже наверняка не отличалась любовью к физическим нагрузкам. В какой-то момент научник застыл. Денис не стал торопить его, но прошептал, когда тот попытался поднять голову:
– Не надо!..
Хазаров не то всхлипнул, не то выругался:
– Спина затекла.
– Мы никуда не спешим, и аномалия не тронет, – заверил его Денис. – Отдыхайте.
Сам он перекатился на спину. Основание аномалии на самом деле было серебристо-серым, а не уныло-пасмурным, как считалось ранее. Сотни радуг висели прямо над головой, казалось, достаточно было протянуть руку, чтобы поймать их. Конечно, в таком случае Дэн непременно задел бы кончик лески. Однако даже смертельная опасность не умаляла красоты аномалии. Наоборот, она подстегивала влечение, была той самой перчинкой, без которой блюдо пресно и невкусно.
– Дин?.. – донеслось откуда-то издали.
Хазаров перевел дух и пополз как можно быстрее, догоняя Тамару.
– Норма! – крикнул в ответ Дэн. Ближайшая радуга заколыхалась, словно под порывом легкого ветерка.
Денис улыбнулся ей и, мысленно потянувшись, погладил по нити-щупальцу. Ответ или, вернее, эмоциональный отклик, который он почувствовал, потряс до глубины души. Аномалия приняла его за своего и была благодарна подаренной ласке! Но прежде чем Денису захотелось повторить содеянное, он перекатился на живот. Теперь перед глазами был только асфальт, пусть он и не перестал чувствовать аномалию.
Как сказал Ворон недавно? «Я не хочу воспринимать Зону как живое существо»? Денис только сейчас ощутил, что же он имеет в виду на самом деле.
Рой он почувствовал, но как-то вяло. Аномалия висела далеко справа и не была опасной. А у самого выхода Дэн натолкнулся на Хазарова. Психиатр лежал и, похоже, дальше двигаться не мог. Верхняя половина туловища выползла наружу, ноги все еще оставались в тоннеле.
– Ну, с этим-то все понятно, – Ворон сидел невдалеке от входа, –
Сталкер встал, ухватил профессора за запястья и выволок наружу целиком. Потом вернулся и подал руку Дэну, но тот выкарабкался самостоятельно.
– Просто…
– Красиво, правда? – улыбнулся Ворон.
На это Денис лишь кивнул. Похоже, не его одного привлекала смертоносная радуга.
– Привал, – заявил он и снова сел на асфальт, по-турецки скрестив ноги. – Профессор, вы живы?
– Естественно, друг мой, – отозвался Хазаров и тоже сел. – Давненько мне так ползать не приходилось. – Он отер пот со лба и выдохнул: – Жарко…
– Вот! – Ворон кивнул. – А вы хотели сохранить свитер.
– А вы не можете не ехидничать, – укорил Хазаров.
– Я пока что и не начинал. Хотя… не вы первый и явно не последний считаете меня невыносимым собеседником.
– Давно хочу поинтересоваться. Ваше прозвище…
Сталкер выгнул левую бровь. Выражение лица стало насмешливо-удивленным. Затем склонил голову к плечу.
– Никого не напоминаю? – поинтересовался он.
– Бросьте, – попросил научник. – Если я скопирую эту гримасу, то сам буду выглядеть не лучше.
– Только походить станете на филина, – фыркнул сталкер. – Еще у меня волос черен. И «каркать» вошло в привычку. Да и… ворон птица одинокая…
– Вернее, не желающая сближения.
– Да, – пожал плечами сталкер. – Вы преследуете какую-то цель или просто упражняетесь в психоанализе?
– Скорее, хочу попросить… – Хазаров помолчал немного, потом сказал: – Не срываться на Гришко и быть мягче и терпимее с Тамарой.
Ворон хмыкнул и покачал головой. Оглянулся, но на этот раз научники сидели в относительном отдалении, беседовали и вряд ли прислушивались к их разговору.
– А что такое? – вздохнул сталкер и заговорил очень тихо: – Когда я могу потерять человека, я это вижу. И чувство это довольно поганое. Даже осознание, что ведомый по собственной дури гробанется, плохо помогает. А когда еще и из-за безделушки или дури, от которой я могу уберечь…
– Может быть, предоставите это мне? – предложил Хазаров.
Сталкер покачал головой:
– Что у него хотя бы? Жена? Дети?..
– Жены и дети, – покачал головой психиатр. – И любовницы до кучи. Есть такой тип мужчин – заводят бабу, вводят в свой бизнес, доят… Ну, вот это Гришко. Большинство его женщин – его же клиентки. Его секретарша – его любовница. Его бухгалтер… ну, тоже женщина. В общем, ты понял.
Ворон кивнул:
– Жигало это называется.
– Не-ет, – Хазаров усмехнулся. – Это называется обычным русским словом «кобель». Ни своих женщин, ни отпрысков он не бросает, всех содержит по мере возможности. Да еще и не скряга: любит гульнуть, в долг дает опять же. Так что образ жизни у него такой – везде искать выгоду.
Сталкер пожал плечами:
– Боюсь, это не аргумент, когда цена – собственная голова, – и, обернувшись к остаткам группы, скомандовал: – Подъем!