Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)
Шрифт:
– Весьма важная депеша, милорд! – воскликнул он, подавая лорду Хоксбери запечатанный пакет. Я успел разглядеть лицо курьера. Это был не мой приятель, а другой, должно быть посланный вдогонку. Лорд Хоксбери схватил пакет и прочитал его около фонаря кареты. Лицо у него стало бледное как мел.
– Мьсье Ватто! – воскликнул он. – Мы подписали договор по недоразумению. Египет давно в наших руках!
– Что? Невероятно! – воскликнул monsieur Ватто, притворяясь поражённым.
– Но это так. Месяц тому назад Аберкромби овладел Египтом.
– В таком случае я весьма счастлив, что договор уже подписан, – сказал monsieur Ватто.
– Да, сэр, у вас есть все основания считать себя счастливым, – ответил лорд Хоксбери и отправился к себе.
Договор во Францию отвёз я, мьсье. Англичане послали за мной погоню, но догнать не смогли. Их ищейки добрались только до Дувра в то время, когда я, Альфонс Лакур, был уже в Париже и докладывал monsieur Талейрану и первому консулу о происшедшем. Оба они сердечно
Дружеская болтовня
Представители медицинской профессии, как правило, слишком занятые люди, чтобы вести учёт всех неординарных или драматических событий, случающихся в их практике. В результате самым известным популяризатором медицины в современной литературе оказался не врач, а юрист. Жизнь, б'oльшая часть которой проходит либо у постелей пациентов, лежащих на смертном одре, либо в помощи тем, кто только готовится появиться на этот свет, странным образом искажает в человеке чувство пропорционального, как, скажем, крепкие спиртные напитки искажают чувствительность вкусовых пупырышков на языке. Перевозбуждённые нервные центры просто отказываются реагировать нормальным образом. Попробуйте расспросить хирурга о самых сложных его операциях – вы, скорее всего, получите ответ, что лично он в них ничего примечательного не видит, или же услышите невразумительный набор чисто технических терминов. А вот если вы сумеете застать того же хирурга как-нибудь вечерком у зажжённого камина и с набитой трубкой в зубах, да ещё в компании двух-трёх коллег, тогда вы имеете шанс, искусно задав наводящий вопрос или ввернув удачный намёк, развязать такому человеку язык и услышать нечто действительно интересное, свежее, горяченькое, выхваченное прямо из котла бурно кипящей жизни.
Только что закончился обед, устраиваемый раз в сезон для своих членов Мидлендским отделением Британской медицинской ассоциации [9] . На столе разбросаны два десятка кофейных чашек, дюжина ликёрных рюмок, приборы. Над столом клубится плотный голубой туман табачного дыма, поднимающийся к высокому позолоченному потолку, создавая впечатление людного и удачного сборища. Однако большинство гостей давно покинули зал, разъехавшись по домам. Длинная вешалка в холле гостиницы, где проходил банкет, сплошь увешанная добротными докторскими пальто с оттопыривающимися карманами и шляпами с укреплёнными на тульях стетоскопами, почти опустела. Лишь трое припозднившихся врачей сидят вокруг пылающего огня в столовой и о чём-то спорят между собой, ожесточённо попыхивая короткими трубками. Четвёртый – молодой человек, не имеющий никакого отношения к благородной профессии целителя, – сидит за столом спиной к ним. Прикрываясь обложкой раскрытого журнала, молодой человек лихорадочно строчит что-то при помощи стилографического пера, время от времени невинным голосом подбрасывая медикам тот или иной вопрос, тут же оживляющий грозящую то и дело заглохнуть беседу.
9
Крупнейшая организация врачей Великобритании, основана в 1832 г. Мидленд – центральное графство Англии.
Все трое врачей находятся в том неопределённом возрасте, который принято называть средним; вступают в него, как правило, уже в начале карьеры, а выходят прямо в отставку. Ни один из них не добился громкой славы, но каждый тем не менее обладает хорошей репутацией и достаточно широкой известностью в узких профессиональных кругах. Представительного мужчину с властными манерами и белым пятном на щеке – следом ожога кислотой – зовут Чарли Мэнсоном. Он служит главным врачом психиатрической лечебницы в Уормли и является автором блестящей монографии «Неявные психические отклонения и расстройства у неженатых мужчин». Воротнички он всегда носит высокие и жёсткие после памятного случая в лечебнице, когда одному из пациентов, свихнувшемуся на почве изучения Апокалипсиса, наполовину удалось перерезать Чарли глотку осколком оконного стекла.
Вторым в компании присутствует румяный здоровяк с лукавыми карими глазами и обаятельной наружностью. Он держит обширную общую практику, обладает колоссальным опытом, имеет трёх ассистентов и полдюжины лошадей, обслуживает в основном бедные кварталы города, беря за визит полкроны, а за консультацию шиллинг, и всё-таки умудряется зарабатывать две с половиной тысячи фунтов в год. Десятки больных улыбаются, видя склонившуюся над их изголовьем сияющую, жизнерадостную и весёлую физиономию доктора Теодора Фостера. Общее число его пациентов примерно на треть превышает количество платёжеспособных, но доктор Фостер никогда не позволяет себе унывать по этому поводу, рассчитывая заполучить в один прекрасный день в клиенты какого-нибудь миллионера с хроническим заболеванием – идеальный вариант, мечта любого практика – и уж на нём одним махом отыграться за всё.
Третий развалился в кресле справа, водрузив ноги в блестящих лаковых башмаках на каминную решётку. Это Харгрейв –
– Прежде, после и в процессе… – бормочет Фостер в ответ на какую-то реплику со стороны соседа. – Уверяю вас, Мэнсон, в практике приходится наблюдать самые разные формы кратковременного помешательства.
– Вы имеете в виду родильную горячку, не так ли? – заинтересованно вставляет хирург. – Уверен, у вас в голове наверняка всплыл какой-то любопытный случай, Фостер!
– Что ж, верно. Как раз на прошлой неделе мне пришлось столкнуться кое с чем новеньким. Признаться, прежде такого встречать не доводилось. Меня пригласила супружеская пара по фамилии Силкоу. Когда начались схватки, я поехал к ним сам – они и слышать не желали об ассистенте. Муж, который служит полисменом, сидел на противоположной стороне кровати близ изголовья. Я сказал, что так не пойдёт, но роженица заупрямилась. «Мой муж останется сидеть здесь, доктор», – сказала она. «Но это противоречит всем правилам. Я требую, чтобы ваш муж покинул помещение», – возмутился я. «Нет, он всё равно останется!» – твердила она, не желая ничего больше слушать. «Послушайте, док, – говорит он, – я клянусь, что всю ночь не пророню ни звука и не пошевелю даже пальцем, только позвольте мне сидеть рядом». Короче говоря, они меня уговорили вдвоём. Я разрешил парню остаться, и он просидел неподвижно целых восемь часов. Леди держалась отлично, но меня удивило, что её супруг время от времени испускал болезненный стон. Я обратил внимание, что его правая рука находится под одеялом, где её, без сомнения, крепко сжимает левая ручка дамы. Когда роды благополучно завершились, я бросил взгляд на мужа: лицо его было пепельного цвета, а голова бессильно склонилась на край подушки. Сначала я решил, что он потерял сознание от чрезмерных эмоций, и мысленно изругал себя за малодушие, согласившись разрешить ему остаться. Однако, присмотревшись внимательней, я с ужасом обнаружил, что одеяло поверх его руки насквозь пропиталось кровью. Я откинул покрывало и увидел, что запястье мужа разодрано чуть ли не пополам. Оказывается, леди нацепила себе на левую руку один браслет полицейских наручников, а на правую руку супруга – второй. Во время родовых схваток она выкручивала цепочку с такой силой, что браслет врезался в плоть аж до самой кости. «Не удивляйтесь, доктор, – сказала она, заметив, что я обнаружил их секрет, – я считаю, что в этом деле он тоже должен получить свою долю. Око за око» – так она и сказала.
– Должен признаться, эта область медицины всегда казалась мне утомительной, – заявил после небольшой паузы Фостер. – А как вы считаете, коллега?
– Эх, дорогой коллега, как раз по этой причине я и решил заняться психиатрией!
– Между прочим, не только вы один. Многие студенты так и не добиваются успеха на медицинском поприще в силу определённых свойств характера. Я сам в юности страдал болезненной застенчивостью и хорошо знаю, о чём говорю.
– Серьёзное заявление для практикующего врача, – заметил психиатр.
– Кое-кто старается перевести разговоры об этих вещах в шутку, но, уверяю вас, многие из них едва не заканчиваются трагедией. Возьмите, к примеру, какого-нибудь юного, неопытного, впечатлительного выпускника, только-только прибившего на дверь приёмной табличку со своим именем, да ещё в незнакомом городе. До этого молодой человек всю жизнь испытывал затруднения, всего лишь беседуя с особами противоположного пола на невинные темы вроде церковной службы или лаун-тенниса. А тут вдруг к нему заявляется на приём чья-нибудь озабоченная мамаша и принимается рассказывать о самых интимных подробностях самочувствия дочери или начинает обсуждать деликатные проблемы супружеских отношений. «Ни за что больше не пойду к этому доктору! – возмущённо заявляет она после посещения. – Он такой кислый, надутый, невнимательный…» «Невнимательный»! Мой бог! Да бедняга дара речи лишился, выслушивая её излияния, со стыда не знал, куда деваться. Я знавал практикующих врачей, бывших настолько стеснительными, что они порой не решались спросить дорогу у случайного прохожего. А представьте себе, что должен вынести молодой врач с чувствительной, ранимой натурой, прежде чем ему удастся утвердиться на избранном поприще. К тому же хорошо известно, что стеснительность и стыдливость заразительны: если ты не можешь всё время приёма сохранять каменную физиономию, твой пациент неизбежно начнёт конфузиться, путаться, краснеть. А когда ты держишься абсолютно бесстрастно, приобретаешь репутацию человека с каменным сердцем и без нервов. У вас тоже, наверное, нет нервов, а, Мэнсон?