«Хозяин морей» и битва за Америку
Шрифт:
Вспомним, что он делал в роковой день 21 февраля. Именно в этот день он виделся с тремя людьми, позднее осужденными по делу о мошенничестве: Кохрейн-Джонстоном, брокером Баттом и Беранже. Бросает ли это на него тень? Защитник Уильям Бест убедительно доказал в суде, что встреча с Беранже дома у Кохрейна ни о чем не говорит: зачем Кохрейн встречался с главным заговорщиком в самое неудачное время и в самом худшем для этого месте?
Томас Кохрейн был выдающимся организатором военных акций, он обладал незаурядным мастерством стратега, тактика и богатейшим арсеналом хитростей. Мы еще не раз увидим, как он умел вводить неприятеля в заблуждение, устраивать ложные тревоги, заставать врасплох, появляясь в самое неожиданное время, бесподобно дурачить врага и мистифицировать. Если на мгновение вообразить, что он составил мошеннический план, исполнение которого было доверено другим, то в целях конспирации он должен был находиться далеко от места
Не вызывает никаких сомнений, что Кохрейн не планировал встречи с Беранже. Он прибыл на завод, но находился там совсем недолго. Слуга сообщил Кохрейну, что дома его ждет гость. Кохрейн поспешил домой, ожидая новостей от брата, воевавшего в Испании. Он был крайне удивлен, увидев Беранже.
Если предположить, что Кохрейн и Беранже ранее о чем-то договорились и теперь возникла необходимость в новой встрече, то по всем законам жанра свидание должно было состояться на нейтральной территории. Во-вторых, если Кохрейн и Беранже действительно являлись сообщниками в незаконном деле, то они должны были продумать все пути бегства, отступления, отхода на заранее подготовленные позиции, выхода из игры. Не может быть, чтобы Кохрейн — будь он участником заговора — не подготовил этих путей. И как возможно, чтобы эти двое в таком случае заранее не обсудили столь очевидного варианта спасения, как отплытие на корабле в Америку. Однако все происходит совершенно по-другому: Беранже — незваный и нежданный гость в доме Кохрейна — рассказывает историю своего пребывания в долговой тюрьме, а затем внезапно просится на корабль. Ясно, что эта тема обсуждается впервые. Кохрейн и Беранже мало знакомы и ни о чем заранее не договаривались. Если бы Кохрейн имел понятие, чем в то утро занимался Беранже (Кохрейн знал бы об этом, будь он участником заговора), то история о долговой тюрьме была бы лишней. Однако Беранже ее рассказал, и именно потому, что Кохрейн не имел к делу никакого отношения. Не получив пропуска на корабль, Беранже попросил одежду. Кохрейн дал ему пальто и старую шляпу, чтобы отвязаться от непрошеного гостя или, возможно, просто желая помочь попавшему в неприятную ситуацию человеку.
Что плохого сделал Кохрейн и в чем его вина? Где хотя бы одно доказательство его причастности к заговору?
Главным и определяющим пунктом обвинения Кохрейна в мошенничестве стал цвет мундира Беранже. Может ли объективно такая улика быть решающей и улика ли это вообще?
Утром 21 февраля Беранже появился в Дувре, и на нем был красный мундир. Форма была куплена заранее, и этому есть подтверждение — показания портного Соломона. Позднее мундир был найден в Темзе, в свертке, изрезанным на куски. Ясно, что, кроме злополучного мундира, у Беранже была и другая одежда. Мошенник собирался посетить Кохрейна — королевского морского офицера, политика и малознакомого ему человека. Стал бы он рисковать, являясь к нему в ярко-красном мундире штабного офицера? Зачем Беранже подставлять себя под удар? Кохрейн — офицер и государственный человек — действительно мог предпринять нежелательные для Беранже действия и вывести его на чистую воду. Преступнику лучше остаться малоприметным и не привлекать к себе внимания.
Кохрейн дал показание под присягой, что мундир был зеленым, и слуги это подтвердили. Суд имел показание извозчика о красном цвете мундира, но оно позднее было признано ненадежным. Кохрейн не менял своих показаний, ему удалось найти новых свидетелей зеленого цвета мундира, и они подтвердили это под присягой. Лорд Элленборо не принял новых доказательств невиновности Кохрейна.
Истина фактов постижима лишь до определенного предела. Невозможно установить, подкупались ли свидетели, и никто не может наверняка знать, где, как и сколько раз Беранже переодевался из одного мундира в другой. Однако логика фактов говорит, что мундир, вероятно, был зеленым. Да и будь он красным, это никак не доказывает вины Кохрейна. Разве он по закону обязан предпринимать какие-либо действия, если перед ним появился человек в красном мундире, королевской мантии или одеянии римского папы? В своем обвинении лорд Элленборо оперировал моральными категориями: как мог Кохрейн — офицер и джентльмен — ничего не заподозрить?
Но это не доказательство вины. А если мундир был зеленым, то вопрос лишен всякого смысла.
Лорд Элленборо не случайно полностью сосредоточился на вопросе о цвете мундира. Других улик он не имел. Защитник вполне убедительно доказал, что в совершенных Кохрейном с помощью брокера Батта сделках на бирже никакого состава преступления нет. Объем сделок Кохрейна был сравнительно небольшим. Инструкции о продаже акций при повышении цены на них на 1% он дал задолго до событий 21 февраля. Если бы утром 21 февраля «заговорщики» Кохрейн и Батт за завтраком согласовали план действий при неизбежном скачке цен, то результатом этого наверняка стали бы весьма
Кохрейн не предпринял своевременных усилий, чтобы отделить себя от других подозреваемых в совершении преступления. Общество узнало из газет, что имя Кохрейна поставлено рядом с именами Беранже, трех лжефранцузов, чья вина была очевидной, и других подозреваемых. Он не дистанцировался от своего дяди и поступал так из соображений родственной солидарности. Дав показания под присягой и подкрепив их свидетельствами слуг, Кохрейн считал себя вполне защищенным. Приговор суда стал для него сокрушительным ударом. Морской офицер, много раз смотревший смерти в лицо и сохранявший ледяное хладнокровие в самых критических ситуациях, был поражен в самое сердце и морально раздавлен.
Кохрейна доставили через Лондонский мост в тюрьму Кинге Бенч (тюрьму Королевской Скамьи). Здесь содержали должников и лиц, обвиненных в клевете. Чарльз Диккенс поместил своего мистера Микобера, героя романа о Дэвиде Копперфилде, именно в эту тюрьму. Она была окружена высокими стенами с острыми зубцами наверху. Здание тюрьмы имело четыре этажа, Кохрейну выделили две комнаты на верхнем этаже. Условия его содержания были относительно комфортными. Предполагалось, что он должен платить за свое питание и содержание. К заключенному могли приходить посетители.
Кохрейн написал письмо Элизабет Кохрейн-Джонстон, восемнадцатилетней дочери своего дяди-беглеца. Он признался, что шокирован и очень расстроен, однако чувствует уверенность. Главное — он невиновен!
Враги Кохрейна торжествовали и хотели добить его окончательно. Это было сделано руками самого принца-регента Великобритании. На обеде в Портсмуте, участниками которого были старшие морские офицеры, сын безумного короля заявил о своей решимости вычеркнуть имя Кохрейна из списка служащих флота. Он также обещал лишить Кохрейна ордена Бани.
Адмиралтейство выпустило приказ, который подводил черту под карьерой Кохрейна в королевском флоте Великобритании. Следующий удар последовал 5 июля. Правительство выступило с инициативой об изгнании Кохрейна из парламента; соответствующее решение должна была принять палата общин. Сэр Фрэнсис Бардет и Сэмюэл Уайтбрэд выступали в поддержку Кохрейна. Заключенному позволили на время выйти из тюрьмы, чтобы он мог выступить в палате общин. Кохрейн обрушился с сильнейшей и страстной критикой на судей, сфабриковавших несправедливый приговор. Атака была столь яростной, что Каслри предупредил репортеров — они могут быть обвинены в клевете, если опубликуют речь целиком. В отчет о событии были включены лишь выдержки из выступления Кохрейна. Очевидно, что он еще более навредил себе несдержанным поведением. В то же время некоторые члены палаты оценили его искренность. Голосование показало, что значительная часть парламентариев считают своего коллегу невиновным: правительственную инициативу поддержали 144 депутата, против изгнания Кохрейна было подано 44 голоса.
11 августа в Вестминстерском аббатстве был совершен странный полночный ритуал. Глава ордена Бани выбросил из часовни короля Генриха VII герб и флаг Томаса Кохрейна.
Лорд Кохрейн более не был ни офицером флота, ни кавалером ордена Бани. Британская политическая элита и руководство Королевского флота торопились довершить моральное уничтожение одного из героев великой эпохи. Они не достигли своей цели.
Томас Кохрейн имел множество друзей и сторонников, и в эти тяжелейшие для него дни он не остался наедине со своей бедой. Уильям Коббет выступил с серией разгромных статей в Weekly Political Register,и было продано рекордное число копий газеты — 7000! Избиратели Кохрейна поддержали своего кумира самым решительным образом, показав достойный пример человеческой солидарности. Поскольку после изгнания члена палаты общин его место стало вакантным, должны были состояться новые выборы. Еще 11 июля прошел массовый митинг избирателей Вестминстера. Выступая перед аудиторией в пять тысяч человек, сэр Фрэнсис Бардет призвал полностью очистить ярчайшее имя от всяких подозрений и оправдать человека, оказавшего великие услуги своей стране, и вынес приговор его злобным врагам. Под несмолкаемые овации участников митинга Бардет заявил, что если лорда Кохрейна поставят к позорному столбу, согласно приговору суда, то он, Бардет, встанет за ним. Ричард Бринсли Шеридан — соперник Кохрейна на прошлых выборах — заявил, что теперь отказывается быть его оппонентом. Два других кандидата последовали примеру великого драматурга. 16 июля Кохрейн был с триумфом и без борьбы избран в парламент от Вестминстер Сити.