Хозяин видений
Шрифт:
— О боже! — Я закрыла лицо ладонями.
Совпадений не бывает, но судьба иногда иронизирует над нами. Сразу всплыл в памяти чудесный вечер, закончившийся для меня фатально. Заныли шрамы на запястьях, будто индикаторы, напоминающие о предательстве. Белесые, рваные метки прошлого, которые не сотрешь.
— Ты сказал ему, — хрипло прошептала я и спрятала предплечья между коленей. — А потом он сделал… это.
— Что сделал? — насторожился Эрик.
Я подняла на него глаза. Звенящая тишина, ожидание ответа, разлившаяся по комнате тайна, будоражащая, пробуждающая плохие воспоминания — холод камня и запах крови.
— Провел
Эрик вздохнул. Лег на спину и уставился в потолок. Показалось, он сожалеет о чем-то, только о чем именно, я понять не могла. Тени от деревьев за окном танцевали задорные танцы на стене, до которой не добирался рассеянный свет ноутбука.
— Это так странно, — задумчиво произнес Эрик. — И волнующе.
— Что именно?
— Такая преданность. Влад был достаточно жесток, чтобы ты задумалась об уходе из атли еще тогда, но ты все еще любишь его.
— Я не… с чего ты взял? — возмутилась я.
Он повернулся ко мне.
— Вижу.
И замолчал. Я тоже молчала. Щеки полыхали, а я пялилась на теребящие пододеяльник пальцы. Хотелось сказать ему, что я больше не люблю Влада, но не смогла. Наверное, потому что поклялась не врать Эрику, а это утверждение было бы явной ложью.
Воспоминания вернули не только плохое — с ними возвратились чувства, глубоко спящие в душе. Пусть моя любовь принесла только боль и разочарование, но она была. И моменты близости, единения — были тоже. А Влад, какими бы неправильными не казались его поступки, все же спасал меня. Как умел.
— Знавал я женщин, которые умели вот так проникаться, — продолжил Эрик, и я снова на него посмотрела. — Раньше подобная преданность пугала меня до чертиков. А теперь…
— Что?
— Даже завидно, — улыбнулся он.
— Не завидуй, — угрюмо ответила я. — Было бы чему.
— Давай сотрем тот миг, когда ты сказала мне о видении. — Внезапно он привлек меня к себе, погладил по щеке и горячо добавил: — Никогда мне о них не рассказывай…
Его губы нашли мои — горячие, требовательные, настойчивые. Как бы мне хотелось и вовсе не видеть этих его испытаний, сменить дар на способности защитницы или целительницы и переложить свое несчастье на плечи какой-нибудь другой пророчицы. Незнакомой, которую потом можно будет корить за то, что забрала у меня Эрика. Забрала у мира.
Но корить придется себя.
— Если бы я остался, ты смогла бы меня полюбить? — внезапно отстранившись, спросил он, и я растерялась. Просто смотрела в глаза и молчала.
Зачем он это спрашивает? Чего ждет? Признаний? Слов, что на выходе разорвут душу, нанесут глубокие раны. Намного глубже тех, что остались бы, останься эти слова не произнесены.
Но Эрик и не ждал ответа. Сгреб меня в охапку и прошептал:
— Не отвечай, или соври, что смогла бы.
С каждой секундой я боялась его все больше. Того, что он скажет, во что заставит поверить. Ведь надежда — как сорняк. Оставь одно маленькое семя и разрастется поле. А я не могу позволить себе надеяться.
— Мои слова ничего не изменят, Эрик, — ответила с горечью и отвернулась. Впервые захотелось от него убежать. Скрыться. Остаться одной. Некоторые темы, наверное, не стоит поднимать, чтобы не разочаровываться.
— Ты мало значения придаешь тому, что говоришь, — продолжал он. Казалось, Эрик вовсе не хотел заканчивать разговор. —
Наверное, каждая женщина об этом мечтает. Чтобы мужчина, в присутствии которого у нее подгибаются коленки, сказал подобные слова. Что встреча с ней изменила его жизнь. Что она — особенная и будит в нем неизведанные чувства, а он полюбил ее настолько, что пересмотрел свое будущее.
Только вот я давно перестала верить в сказки. Реальность намного циничнее и жестче, поэтому к ней нужно уметь приспосабливаться. А розовые мечты сложить в банку из-под кофе и заглядывать раз в полгода, ночью, когда никто не видит. Рассматривать в течение получаса, словно содержимое детского тайника, затем складывать обратно и прятать — до следующего раза.
Но сердце все равно стучало гулко, воздух превратился в горячую жижу, обжигающую легкие.
— Ты что-нибудь скажешь? — осторожно спросил Эрик, разворачивая меня к себе. — Хоть что-то?
— Скажу, — кивнула я. — Тебе нужно в хельзу, иначе зачем все это было? Все эти годы, что ты готовился, искал пророчицу…
— И нашел, — перебил он. — Нашел — тебя.
— Все равно, — упрямо помотала я головой. — Мои видения — не просто так. Они всегда сбываются. Если я видела тебя в хельзе, значит, ты должен там побывать. К тому же, — злорадно улыбнулась, — будет весьма неплохо, если Орм пострадает. Он негодяй.
— Тебе успел досадить правитель хельзы?
— Он правитель запада, а не хельзы, — скривилась я. — К тому же падкий до кена пророчиц и до их крови. — Я вздохнула и, проследив, как меняется лицо Эрика, пояснила: — Орм первый, кто сказал мне, как проводится ритуал. Для того и заманил меня в хельзу.
— Считай, он уже труп, — недобро прищурился Эрик и крепко меня обнял. — Как и каждый, кто вздумает навредить тебе. — Погладил меня по голове и добавил: — Я пойду в хельзу. Но когда вернусь, мы поговорим об этом снова, хорошо?
Я ничего не ответила. Просто лежала и смотрела на стену — на хитросплетенье теней, превращающих темно-синий в индиго. Пляшущие существа гипнотизировали, а размеренный стук сердца Эрика успокаивал.
Я боялась поверить ему. Боялась представить, что все это происходит на самом деле. Любимый говорит, что я нужна. Я, а не его призрачный кан. И что когда-нибудь, возможно, если карты сложатся правильно, счастье станет осязаемым и реальным. А главное — длительным.
И так захотелось вдруг поверить, что так и будет! Но поверить означало проиграть.
Прошла неделя, но Эрик так ни разу не заикнулся о хельзе. Не знаю, говорил ли он с Владом, если честно, я с трудом могла представить их разговор. Влад в последнюю нашу встречу миролюбивым не выглядел, Эрик тоже высказался весьма красноречиво о вожде атли.
А я вновь оказалась в зыбучих песках. И каждый шаг сулил подножку, каждое необдуманное слово — разочарование. Эрик всю сознательную жизнь стремился в кан. Барт, да и Дэн говорили: то, что написано в книге пророчеств Арендрейта, сбывается всегда. Не станет ли внезапное сомнение Эрика фатальным? Да и что я могу предложить ему — сильному, смелому, совершенному? Истерзанную душу? Изуродованное шрамами предательств тело? Я — всего лишь сольвейг, сбившийся с пути. Упавший в бездну растерянный птенец. Раненное и сдавшееся животное.